Он пупом прирастает к той земле, что его родила – и потому не знает история, чтобы беглец или блудный сын не возвратился в кои-то веки в родные пенаты. Возвращению быть, это факт. И я молю Бога, чтобы случиться ему при нашей с тобой жизни, ведь хоть мёртвые сраму не имут, а говорить о прощении и вине им всё же тяжелее, чем живым…
Слова его повергли меня если не в уныние, то в непостижимые размышления – где было так далеко ходить в мысленных дебрях простой дочери торговца? Меня угнетали вечные мрачные думы Георгия, от которых его и без того тёмное лицо становилось иссиня-чёрным.
Страшно себе представить, но тогда я впервые поняла – а после многократно слышала от других, – что именно это убийство, а вернее, та решительность, которую Георгий проявил по отношению к отцу, и переломили выбор сербов, сделав позже Георгия вождём этого свободолюбивого народа. Лихие, взрывные сербы, хоть внешне и не могли не осудить его за проявленную жестокость, в душе боготворили его. Вот только знали бы они, какую цену после он за всё это заплатил…
Наконец произошло событие, внёсшее суету в нашу привычную грустно-размеренную жизнь. Чтобы помочь русскому царю, австрийский король объявил войну туркам. А поскольку турецкий сателлит – Сербия – лежал ближе всего к месту их бойни, к владениям русского государя, то решил напасть на неё. Так войска султана вынуждены будут отбиваться не от одного, а сразу от двух противников, что, конечно, тяжелее. Георгий не стал дожидаться рекрутского набора и сам записался в гайдуки. Решение его, как и многие, которые он принимал до и после, вызвало во мне противоречивые чувства. С одной стороны, он будет воевать с сербами, со своими же братьями, что не может меня радовать. А с другой – надо было видеть его лицо, чтобы понять, что значит для него эта война. Человеком войны он был словно по праву рождения. Лицо его изменилось, засияло яростью и азартом. В глазах появился всё тот же огонь, как и два года назад – при наших встречах в моём саду. Он словно бы ожил – а вместе с ним ожила и я.
Я не могла уже видеть, как на моих глазах умирает самый живой из людей, мучимый тоской по родине и по оставленному там убитому отцу. Видит Бог, если б не эта война, я бы сама оставила Георгия. Да, мне было тяжело и тоскливо. Но ведь когда ноша одной вьючной кобылы и так едва посильна для неё, то вторая просто может её убить…
К счастью, мне не пришлось высказывать Георгию свои сомнения и опасения – несколько дней спустя после того, как известие о начале войны пришло в Тополь, он уехал. Через месяц я получила от него письмо.
“Дорогая Елена! У меня для тебя много приятных новостей. Главная из них состоит в том, что меня как потомственного серба сразу отправили в атаку на Белград. Понимаю, звучит чудовищно, но, пребывая здесь, я словно бы вернулся назад. Вдохнул родного воздуха – и напитался им ещё на много лет вперёд. А воздух здешний ты помнишь – в нём витает дух свободы, дух войны, дух счастья и радости. Он не оставляет равнодушным никого, кто хоть раз наберёт его полной грудью. И пробуждает сразу самые лучшие чувства. Одно из
