участкам и речке на границе с заповедником. Но маршруты по дачам и посёлку претили его лесной натуре, и он всё чаще уходил в сторону леса, обследовал глухие уголки, подолгу сидел на гриве, наслаждаясь далёкими видами гор. Он собирал лекарственные травы, иногда охотился на птицу, составлял для себя карту этих мест с тропами и местами обитания зверей и птиц. Охрана от порубок была основным его долгом, который он исполнял истово, всем сердцем возмущаясь бесхозяйственности и вседозволенности горожан. И всё чаще, убеждаясь в тщетности своих попыток переломить ситуацию, уходил каждый день дальше в тайгу, где нельзя было встретить человека.
Охотничий карабин и ягдташ с небольшим сухим пайком, кирзовые солдатские ботинки и старая кепка-афганка. Ходил налегке. Ходил, всей душой срастаясь с этим близким к городу лесом, заповедными урочищами. Никакая погода не останавливала его. Так проходило лето. На глазах сменялись цветы в тайге и на склонах, вызревали травы и коренья. Ягоды в тайге не было. Всё чаще он стал замечать медвежьи следы вблизи дорог и дачных посёлков. Когда на дачах стали вызревать яблочки и ранетки, медведь стал ночью заглядывать в сады, питаться, а затем на дороге оставлять оранжево-коричневые кучи с яблоневыми семечками.
…
Молодой и сильный медведь наконец-то нашёл свою пищевую нишу. Медведи, приходящие с отрогов Восточного Саяна и из заповедника, боялись людей и тут не были соперниками. Садовые участки на границе леса с плодоносящими яблонями и ягодными кустами оказались как нельзя кстати. Свои партизанские набеги в конце лета он начал по ночам. Так продолжалось весь август. В сентябре падалица под яблонями после заморозков была необыкновенно вкусна и питательна. Случайно набрёл на свежее захоронение большущей овчарке и это тоже было для него знаком – здесь твоё место. Длинная граница разрозненных участков посещалась им регулярно и не вызывала сначала паники у местных жителей. В каждый отдельный участок он попадал нечасто. Медведь уверовал в свою непогрешимость и авторитет. После ночных набегов он уходил к скалкам на гривке и днём отдыхал в небольшом гроте. Пару раз мимо проходил знакомый человек, шумно, как медведь принюхивался, и шёл дальше. К концу сентября медведю стало лень уходить с дальних от грота участков на ночёвку. Он стал задерживаться, а в один прекрасный день пришёл ранним утром. Навалившись тушей на хлипкий забор, свалил эту преграду и протопал к развесистой ранетке с тёмно-красными яблочками. Наелся д отвала и тут же уснул в лучах сентябрьского солнышка, которое теперь грело только в такие ясные дни.
Человек, которого высадили из машины далеко на перевале, неспешным шагом пришёл к этому садовому товариществу только к концу буднего дня. Он всё чаще уходил на целый день от начальства, старался меньше быть на людях и наслаждался последними тёплыми днями бабьего лета. Пожелтевшие склоны хребта над рекой,
