сад. Дорожка была обсажена яблонями и сливами и ограждена решетками для вьющихся растений. Прямо у задней двери находился декоративный огород, где росли пряные травы, имелись грядки с клубникой, горохом, бобами, луком и зеленью.
– Он кажется таким… – Элизабет сделала паузу, подбирая нужное слово. – Укоренившимся. Словно был здесь всегда.
Краткий проблеск гордости озарил лицо Джона.
– Я научился этому за последний год, – похвастал он. – Теперь знаю, как заставить молодой сад выглядеть так, будто он растет со времен райского сада. Просто надо посадить деревья максимально близко и пересадить до того, как сад наполнится. Конечно, есть риск, ведь некоторые деревья слишком большие для пересадки. Вокруг корней следует выкопать широкие канавки. Зато сейчас эти деревья…
Традескант замолчал: жена улыбалась ему, но не слушала.
– Мне удалось придумать, как перемещать деревья, чтобы они не засыхали, – закончил Джон. – Но это мало кому интересно, разве что другому садовнику.
– Самое главное, что ты подарил мне красивый сад, и я буду дорожить им. – Элизабет обняла мужа и прижалась к нему. – Я очень тебе признательна. Теперь я понимаю, почему тебе недостаточно маленького клочка земли в Меофеме. Я даже не подозревала, что ты разобьешь сад при доме так же, как делаешь большие сады, так что ты очень меня порадовал.
Джон улыбнулся ей, наклонился и поцеловал; ее губы были все еще мягкими и теплыми. Он вдруг ощутил желание и подумал, что ночью они займутся любовью в новой комнате, а завтра проснутся, выглянут в окно и увидят просторы Хатфилдского парка.
И начнется новая жизнь.
– Мы с тобой будем наблюдать за ростом этих деревьев, – пообещал Джон. – Каштановое дерево посадим в дальнем углу сада, а в старости будем отдыхать в его тени.
Элизабет крепче обняла супруга.
– И мы будем жить в своем доме, – сказала она твердо.
Джон поводил щекой по ее теплому чепцу.
– Когда состаримся, – обезоруживающе добавил он.
На следующий день сам граф навестил Традескантов в их новом жилище. Великолепие экипажа, запряженного скаковой лошадью, взволновало Элизабет и повергло в благоговейный трепет. Один ливрейный лакей правил, а другой стоял на запятках. Элизабет подошла к воротам, присела в реверансе и, заикаясь, пробормотала слова благодарности. Джон просто открыл ворота и подошел к дверце кареты, словно встречал близкого друга.
– Вы больны? – тихо спросил он Сесила.
Лицо его светлости было желтым, морщины казались глубже, чем обычно.
– Не хуже, чем всегда.
– Что, кости?
– На сей раз живот, – пожаловался Сесил. – Я прескверно себя чувствую, Джон. Но пока что не могу бросить работу. Намереваюсь реформировать финансовую систему вопреки воле короля. Если он все же согласится, то смогу склонить парламент к принятию моего плана: отдать им на откуп торговлю привилегиями
