привел несколько ярких примеров скупости Вальтера, столь характерной для сынов Израиля, грошовой экономии, мелкого торгашества, унизительного выклянчивания скидок, описал все его ростовщические ухватки.
– И при всем том славный малый, который ни во что не верит и всех водит за нос. Его газета, официозная, католическая, либеральная, республиканская, орлеанистская[40], этот слоеный пирог, эта мелочная лавчонка, нужна ему только как вспомогательное средство для биржевых операций и всякого рода иных предприятий. По этой части он не промах: зарабатывает миллионы на акционерных обществах, у которых ни гроша за душой…
Сен-Потен болтал без умолку, величая Дюруа «дорогим другом».
– Между прочим, у этого сквалыги подчас срываются с языка чисто бальзаковские словечки. На днях был такой случай: я, старая песочница Норбер и новоявленный Дон Кихот – Риваль сидим, понимаете ли, у него в кабинете, и вдруг входит наш управляющий Монтлен с известным всему Парижу сафьяновым портфелем под мышкой. Вальтер воззрился на него и спрашивает: «Что нового?» Монтлен простодушно отвечает: «Я только что уплатил долг за бумагу – шестнадцать тысяч франков». Патрон подскочил на месте от ужаса. «Что вы сказали?» – «Я уплатил господину Прива». – «Вы с ума сошли!» – «Почему?» – «Почему… почему… почему…» Вальтер снял очки, протер стекла, улыбнулся той плутоватой улыбкой, которая раздвигает его толстые щеки, когда он собирается сказать что-нибудь ядовитое или остроумное, и насмешливым, не допускающим возражений тоном сказал: «Почему? Потому что на этом деле мы могли получить скидку в четыре, а то и в пять тысяч франков». Монтлен удивился: «Да как же, господин Вальтер, ведь счета были в порядке, я их проверял, а вы принимали…» Тут патрон, на этот раз уже серьезно, заметил: «Нельзя быть таким простаком. Запомните, господин Монтлен, что сперва надо накапливать долги, а потом заключать полюбовные сделки». – Вскинув голову, Сен-Потен с видом знатока добавил: – Ну что? Разве это не Бальзак?
Дюруа хотя и не читал Бальзака, тем не менее уверенно подтвердил:
– Да, черт возьми!
Г-жу Вальтер репортер назвал жирной индюшкой, Норбера де Варена – старым неудачником, Риваля – бледной копией Фервака[41]. Затем снова заговорил о Форестье.
– Этому просто повезло с женитьбой – только и всего.
– А что, в сущности, представляет собой его жена?
– О, это бестия, тонкая штучка! – потирая руки, ответил Сен-Потен. – Любовница мышиного жеребчика Водрека, графа де Водрека, это он дал ей приданое и выдал замуж…
Дюруа вдруг ощутил озноб, какую-то нервную дрожь, ему хотелось выругать этого болтуна, закатить ему пощечину. Но он лишь остановил его вопросом:
– Сен-Потен – это ваша настоящая фамилия?
– Нет, меня зовут Тома, – с наивным видом ответил тот. – Сен-Потеном[42] меня окрестили в редакции.
– Сейчас, наверно, уже много времени, – заплатив за напитки,
…
Сен-Потен – буквально: «святой сплетник»
