было невозможно.
Правду об отце, криминальном авторитете, юноша узнал уже взрослым, перед смертью матери. А это, знаете ли, неприятно, когда почитаемая и любимая женщина на смертном одре сознаётся, что родила тебя от залётного квартирного вора. Для неё та коротенькая и совершенно неожиданная связь была постыдным воспоминанием. Хотя ребёнка она сохранила и воспитала его вместе с бабушкой. Они обе воспитывали Владика, как считали правильным. Любовью, хорошими примерами и книжками. Но что-то сработало не до конца. Покойную мать и до сих пор здравствующую бабушку Владик любил и старался не огорчать, и рос в общем хорошим мальчиком. Только его «хорошесть» была поверхностной, наносной. И так называемое «плохо» было для него намного привлекательнее, чем так называемое «хорошо». Он был просто осторожней ровесников. Понимал, что, пойманный на «плохом», будет наказан. А может, причина была в отцовских генах. Или, может, в том, что в его детстве было слишком много женского начала. А ему надо было вместо того, чтобы читать «Анну Каренину», мечтать о карьере лётчика-испытателя или чемпиона по боксу, или вообще заняться чем-нибудь другим, абсолютно мужским, таким, чтобы адреналин рвал сосуды, а тело только бы и мечтало о минуте передышки. Но разве такое найдёшь в школе, где бабушка была завучем, или в институте культуры, где пацаны вообще были наперечёт? И даже девчонки, занимавшие не последнее место в его жизни, со временем стали раздражать. Их у него было много. Они так и липли к нему, вроде бы традиционно интеллигентному, но в то же время циничному и бесшабашному. Но и они ему скоро наскучили, и Владик ничего не мог с собой поделать. Ему приелась их предсказуемость. Он быстро понял, что секс, как и всё остальное, может надоесть и превратиться в рутинную обязанность, а девичьи долгосрочные интересы были настолько прозрачны, что даже не стоили упоминания. У всех одно и то же. Стабильный мужик, материальный достаток, семья, дети. Плюс-минус какая-то непыльная работа. Отличаются лишь уровни запросов. Каждому Сеньке – своя шапка.
Первый раз вступить в гомосексуальные отношения его заставило чистое любопытство. Если хотите, некий не физиологический, а скорее интеллектуальный императив приобретения нового опыта. Это было нелегко. Он и понятия не имел, сколько в человеке может быть внутренних преград. Не подозревал, насколько сопротивление на подсознательном уровне может влиять на функцию тела. Оно отказывалось реагировать должным образом на нетрадиционный предмет сексуального интереса. Но, оказывается, при определённом терпении и навыках и эти преграды преодолимы. И свершилось. И даже понравилось. И заставило задуматься и прийти к определённой мысли. Но её первым сформулировал не Владик. Что-то подобное высказал один из известных философов Древней Греции, где однополые отношения были так же нормальны, как и разнополые. Он сказал, что в отличие от разнополой только однополая любовь истинно бескорыстна. И Владик понял мысль философа. Любое взаимное влечение
