Заалтарной у нас слабых мест нету?
– Чаю, что ни с какой стороны нет! – отозвался князь.
– Не скажи! Беспокоят меня восточные башни, вообще все это направление. Даром, что к Богу да к Москве всего ближе.
Никакого плана руководству смоленской обороны было не нужно: крепость лежала как на ладони.
– Там скрытно к стене можно подойти… В общем, князь, как мы ране говорили: особое внимание востоку. С этим закончили пока. Теперь ты, Безобразов. Роспись по пушкам. Поправил?
– Готово дело!
– Как у тебя все споро. Люблю. Проверять не стану, но что у нас теперь, например, на… – Шеин повернулся в противоположную сторону, к западу. – Вот, на круглой Богословской башне. Зачитай.
– Читать мне не надобно, я и так помню… – Безобразов протянул Шеину бумагу. – Проверяй. В подошвенном бою тюфяк двух пядей с торелью, к нему ядер каменных три ста, пушкарь к нему Ивашко Цуриков… В этом году одну дочь Иван замуж выдал, еще три осталось… В среднем бою две пищали затинных. Выше того, в другом среднем бою, пищаль девятипядная. В верхнем бою, в зубцах, две пищали московских полуторных, к ним три ста ядер.
Все эти слова много говорили для каждого из собравшихся на смотровой площадке, но не для Григория. Он отвлекся и теперь наблюдал за красивым, хотя и бессмысленным действом внутри крепости. Вероятно, там проходил смотр стрельцов.
В своих алых кафтанах, в полном вооружении, они выстроились на зеленом лугу в четыре ряда. Четверка стрельцов делали три шага вперед, втыкали бердыши древками-ратовищами в землю, и, используя их как упор, клали сверху пищали-ручницы. Потом слаженно все четверо подхватывали свое холодное и огнестрельное оружие и бегом возвращались меж рядов в конец строя. Их место уже занимала новая четверка, а строй делал два шага вперед.
Так продолжалось бесконечно. Когда одни стрельцы занимали свое место в конце ряда, другие бежали вдоль строя, а третьи впереди как раз управлялись с бердышами и пищалями.
По небу плыли цепи кучевых облаков, и по земле бежали полосы света и тени. Когда стрелецкий строй оказывался на солнце, то алые кафтаны начинали в нем просто гореть, а отделка ножен и лезвия бердышей – пускать во все стороны солнечные зайчики.
Понятно, что такие учения вызывали полный восторг у обитателей крепости, и колонна стрельцов была окружена полукольцом зрителей. Григорий подумал, что накануне встречи с неприятелем главную военную силу можно было бы занять чем-нибудь более полезным, чем этим странным спектаклем, напоминающим детскую игру в «ручеек». Впрочем, для поднятия духа у народа…
А Безобразов, ведавший, помимо всего прочего, пушечным хозяйством, наконец заканчивал:
– В том же верхнем бою пищаль двухсаженная Ругодивская, что взята с казенного двора от верхних пороховых погребов, весу в ядрах двенадцать гривенок. Там же три человека с ручницами.
Шеин расхаживал
