уднял дыхание, сердце забилось сильнее…
– «И угораздило же ее этой ночью оказаться в психушке! А может, померещилось?» – подумала журналистка и взглянула на дежурную ночную медсестру.
Та сидела неподвижно, не моргая.
Они переглянулись.
Вдруг послышались незаметные, практически бесшумные шаги. И спустя несколько секунд журналистка услышала: «Молись о смерти!»
Заглянув страху прямо в глаза, журналист мгновенно осознала, что попала в смертельную ловушку. Она пыталась закричать, но ком в горле не давал этого сделать. Она поняла, что не может кричать!
«Черт бы ее побрал! А, страх стал реальностью! – оценила положение она, дрожа от страха. – И на выбор ей два варианта – либо сопротивляться, либо разделить судьбу жертв, – взяла она себя в руки, глядя как сама не своя дежурная медсестра, оцепенев от страха и ужаса, упала в обморок. – Но, что можно сделать за минуту до смерти? Как выйти из состояния жертвы?»
У нее возникло ощущение, что она снимается в авторской драме, где ее персонаж серийный убийца, а писатель жертва.
– Если, конечно полицейские не доберутся до маньячки первыми, – неожиданно вставил ремарку внутренний голос.
– Хотя постой, а ведь это возможность остаться в живых! – мелькнула спасительная идея.
– Вот так вот, а не поздно ли? – спросило второе я.
– Это и есть лекарство против страха – изменить ужасную концовку романа, – вцепилась журналист в спасительную идею, не обращая внимания на внутренний голос.
– А вот и спасительная концовка:
– В городе орудует маньяк. Его погода – дождь. Его время – ночь полнолуния…
– На ночь глядя?! – усмехнулся внутренний голос.
– Именно после дождливых ночей в городе находили тела его жертв, – отреагировала журналистка.
– Но сыщик, узнав о нервном срыве журналистки, уже спешит в психушку. И сыщик не ошибся, злодей действительно искал жертву в психушке.
– Фантазии полоумной! – с иронией посмеялся внутренний голос.
– Разговор сыщика с собой… – лихорадочно работала спасительная писательская мысль, не обращая внимания на иронию второго я.
– Проливной дождь холодной мартовской ночи. Под ногами ощущается грязь, слякоть и неровно уложенный бетон. Единственная воодушевление – «стрессоустойчивая» обувь, пусть и купленная на распродаже. Впрочем, реагенты скоро напомнят о том, что дешевая обувь всегда остается полным дерьмом.
А полуночный город выглядел зловеще. Сквозь лениво плывущие рваные облака выбивался лунный свет, выхватывающий на листве слово выныривающую из тьмы пространства верхнюю часть бледного лица мертвой девушки, вместе с испачканными в крови длинными волосами. Кажется, ее неподвижные глаза, с осуждением смотрели прямо на безразличную к людским страданиям полную луну. Наползающая темнота вскоре подобно медленному приливу поглотила и эту сцену, лишь для того что бы снова отступить перед рассветом, – вспоминал спеша по дороге сыщик последнее убийство.
– На протяжении года почти каждую ночь полнолуния вызывают "на труп". Согласно медицинским заключениям, все преступления совершены одним лицом, из которого следует неутешительный вывод: «В городе орудует ночной маньяк».
– У кого-то явно пробудился аппетит к человеческой плоти… – включился в разговор внутренний голос сыщика.
– Добро и зло! – это то о чем будут думать потерявшие родных и близких.
– Как и монстр, чей растущий аппетит требует удовлетворения, а не рассуждения о том какое горе он приносит в этот мир, – добавил внутренний голос.
– И подобно всем волкам в овечьей шкуре, днем он ничем не отличается от окружающих, пока в ночь полнолуния он не превратится в изощренного убийцу, что приводит в замешательство даже бывалых полицейских.
– Ясно одно – его время полнолуние! – акцентировал внимание сыщика внутренний голос.
– А значит этой ночью, маньяк обязательно выйдет на охоту, – сделал вывод сыщик.
– Журналистка по-прежнему не отвечает на звонки?
– Но Кознева не была бы Козневой, если бы не ее способность оказываться не в то время, не в том месте. Значит, возможно, судьба человека в моих руках. Впереди долгая дорога, но главное успеть.
– Подозрения! – успокаивал внутренний голос.
– А если подозрения окажутся правдой?
И в надежде обогнать смерть, под покровом холодной мартовской ночи, в темном плаще, сыщик продолжал домысливать, реконструируя события как режиссер.
– Она
