ультате после распада империи Наполеона оказалось, что появились новые идеи: уже не династия, а нация стала элементом нашей идентичности.
– Но в Польше нация стала идентичной раньше?
– Не до конца. Я думаю, что до падения Речи Посполитой[1] мы понимали, что это все-таки Речь Посполитая, и не так часто говорили «поляки», чаще – «человек из Короны» или из Литовского княжества. Мы сейчас вообще забыли, что была Корона, и нельзя все, что было тогда, называть Польшей, это была, повторяю, Речь Посполитая – понятие гораздо более широкое.
Мои предки, по линии отца, из северной Италии, из Венеции, где-то там мои корни. И в XIX веке, когда в 40-е годы началось массовое строительство железных дорог в Европе, они сначала строили дорогу до Вены из Венеции, из Триеста, а потом продолжили ее через Краков до Львова. Это была первая большая железная дорога в этой части империи.
Хелена Невински-Занусси, бабушка К. Занусси
В тот период Венеция все еще входила в Австро-Венгрию. Вернее, она принадлежала даже не Австро-Венгрии, тогда это была Габсбургская империя. Австро-Венгрия началась с компромиссов уже в 50-е годы XIX века[2]. Это было время восстаний разных наций: и венгры восстали, и было восстание, которое создало Бельгию на севере Европы. Все эти перемены XIX века были очень резкими переменами, но мои предки тогда просто передвигались по империи, не пересекая никаких границ.
Отец, Ежи Занусси, и мама, Ванда Занусси
– И остались в Кракове?
– Нет, знаете, это такая профессия – люди железных дорог, – они всегда там, куда доходит железная дорога, так что дошли даже до Львова. А потом с опозданием почти на двадцать лет началось строительство железных дорог в России, и они просто двинулись строить и эту железную дорогу – из Варшавы в Петербург и дальше, как раньше из Вены в Варшаву.
– А кем они были? Руководили строительством?
– Все были строителями, инженерами, имели свои предприятия. А со стороны моей матери это были польские помещики, которые потеряли все свои имения после восстания 1863 года. Мой дед родился уже в Сибири, его родители туда были сосланы. Они умерли, а он, как говорит семейное предание, вернулся пешком. Ссылали больше всего именно помещиков – они подняли восстание. И за это у прадеда было конфисковано имение и последовала ссылка. Есть такое семейное предание, что моя прабабушка успела призвать своего сына, чтобы он принял участие в восстании. Он успел присоединиться к уже проигранному восстанию, но было бы позором, если бы он в нем не участвовал. Если бы он опоздал на несколько дней, то уже не участвовал бы в восстании и имение осталось бы в руках семьи.
– А откуда она призвала его?
– Он в Париже учился. И вернулся в Польшу специально, чтобы успеть принять участие в последнем столкновении, о котором заранее было известно, что оно будет проиграно. Это очень польская история. Даже если это чуть-чуть придумано – таков архетип этого романтического проигранного восстания.
– Это история гордости.
– Конечно, там есть и гордость, но есть что-то от средних веков, знаете, в поляках сохранилась тоска за Крестовыми походами. Мы в них только чуть-чуть поучаствовали, но в это время оформился европейский менталитет, появились все эти ценности, которые до сих пор связаны с европейским, как бы это сказать, не мифом, нет, скорее – с архетипом: надо помогать более слабым, нельзя ударить лежачего. И, конечно, отношение к женщине – что ее на руках нужно носить. Скажем, в азиатской традиции ничего похожего нет. В Византии тоже этого уже не осталось. А в Европе то, что называется шевалье (рыцарь) – это был человек, который все соотносил со своей честью, и честь была самым главным, важнее всего было сохранить честь. Считалось, что рыцарь не может врать, если он врет, то теряет честь, а значит, уже недостоин быть рыцарем. И это было очень дорого, потому что только тот, кто мог себе позволить рыцарские латы – а они стоили огромных денег – и лошадь, считался полноценным рыцарем.
– А семья вашей жены?
– Семья моей жены – это еще более романтическая история, потому что, с одной стороны, по моей теще они русины, непосредственно из князей, викингов, которые основали Киевскую Русь, и они довольно поздно полонизировались.
– То есть из Рюриковичей?
– Да, от Торна, у нас дома генеалогическое древо висит – это, конечно, копия. Но это идет от Торна и идет до XVII века – это все ее предки, и там они были связаны с королями. Половина неправда, конечно. Тогда историки тоже работали, чтобы польстить своим, так сказать, инвесторам. Но это была семья, которая полонизировалась только в XVIII веке. Князья Четвертинские. В селе Четвертая у них была вотчина, у нас есть рисунки их замков. Святополк Четвертинский.
В 1804 году Франц II из династии Габсбургов на наследственных владениях своего рода провозгласил Австрийскую империю как противовес империи Наполеона. Спустя несколько десятилетий, в 1848 г., в Австрийской империи началась революция, также называемая «Весной народов». Активизировались национально-освободительные движения. До 1848 г. Австрийская империя сохраняла федеративный характер, но после подавления революций 1848–1849 гг. была преобразована в унитарное государство с абсолютной и ничем не ограниченной (конституция 1849 г. была отменена в апреле 1851 г.) центральной властью.
