за – тёплое? податливое что-то… – голову в плечи втянул, вжался спиною в – мягкое?.. Вместо дымного облака перед глазами пятно оранжевое парило в молочно-белом сиянии. Ни взрыва, ни удара, ни боли в переломанных костях. Не холодный ветер в лицо, а… лёгкое дуновение, можжевеловый дух. Молочно-белое – это потолок, я лежу на спине. Матовый полупрозрачный потолок с оранжевой подстветкой, как будто полдневное солнце сеется сквозь. Точечный светильник, три с половиной тысячи температура, яркость около пяти надо поставить, затухание квадратичное или даже… эй, хватит. Я в больнице? Был взрыв, попала в дом… что это было? ракета? Где я? Почему так тихо? Вообще ни звука. Глухо. Я оглох? В ушах пакость какая-то.
Вытащив из уха плотную турунду, я услышал шорохи, позвякивание – будто ветер пошевеливает лёгкие шторы, а кольца, на которых они повешены, надетые на тонкие трубы карниза, летом на даче позвякивают еле слышно. «Марек!» – позвала мама, и тут я вспомнил.
Был сон. Во сне я бежал из проекта – сломя голову, наобум, идиот, ничего как следует не подготовил! – да потому что выбора не было, надо было вытащить Ирку с Маришкой из костоломки, из кровавой каши, которую устроили доверчивым гражданам… кто? Приснится же такое. Метровагон, те двое, визионерка глупая, да и я не лучше, потом пират с пистолетом. Расчеловечивание. Нелюди? Бред. Погоди, Марек. Не бред. Записать, пока не забылось!
Я вскочил, отбросив… – мягкое и лёгкое всего лишь одеяло! – в сторону, вытащил из второго уха турунду, уронил обе, прищурился.
Бриз пошевеливал шторы, в просвете между ними терраса, можжевеловые ветви, склон, кроны корявых сосен. Переступая босиком по ворсистому, как шкура белого медведя, ковру, я сделал два шага, взялся за штору – раздёрнуть пошире, откатить в сторону дверь, вдохнуть – и вспомнил теперь уже всё.
Не было ни можжевельника, ни сосен, ни сонного моря; видимость одна, māyā. Шторы, конечно же, настоящие. А можжевеловый запах? Синтетика. Ратионис решила после такого сна нервы мне успокоить. И на том спасибо. Где я тут бросил регистрогораммы?
Я огляделся, нашёл на тумбочке у кровати голубоватую стопку – сложенную гармошкой широкую ленту регистрограмм, развернул и стал отрывать лист за листом, по сгибам. Начхать на кривые, бумага нужна. Тем более, что всё равно мастер как пить дать приволочёт новые. И всё, и хватит. Более чем достаточно четырёх листов, надо вычленить главное.
Первое, что ты должен сделать после пробуждения, сказал Эм Ди, вычленить главное и сформулировать как можно точнее, желательно одним предложением, иначе, если ты этого не сделаешь, сон твой опять размякнет в памяти, раскиснет, превратится в тёплую грязь. Любишь ли ты грязевые ванны, стажёр? Дерьмо такое. Надеюсь, он не сразу явится, успею разобраться. Куда я подевал ручку? Во сне я совершил побег. Бессмысленный, хотя бы потому что опоздал, куда-то делись Ирка с Маришкой, а почему я вообще решил, что обязательно их застану? Да и вообще,
