задело. Ничего, проглотят.
Промокнув губы салфеткой, извинилась перед лэрдом и направилась к провинившимся. Без лишних слов влепила обоим по пощечине и потащила Филиппа наверх, подальше от посторонних ушей.
Злость придавала сил, заставила забыть прежнюю робость. Нужна навсейка? Они ее получат!
Напугав часового, ввалилась на верхнюю площадку башни и попросила на пару минут оставить нас вдвоем. Видимо, испугавшись бешенной блондинки, навсей подчинился.
– Ну, что на вас нашло? – скрестив руки на груди, подперла стену.
Филипп упрямо молчал. По щекам гуляли желваки.
Нет, на раскаянье или стыд не надеялась, они навсеем не ведомы как позорные чувства, но хоть что-то!
– Я вам должен, миледи, – брюнет не сказал – выплюнул, – однако вы не имеете права унижать меня. По вашей милости слухи разлетятся по всей Умерре.
То есть я еще и виновата?!
Задохнулась от подобной наглости.
– Лэрд Клерс, лорд Марон, челядь и солдаты слышали и видели, как вы меня оскорбили. Как собачонку, Дария!
Разноцветные глаза потемнели от злобы, и я испугалась, пожалела, что сама загнала себя в ловушку, решив вразумить Филиппа. Не даром ведь говорят, не стой между навсеем и его честью, наверное, действительно немного переборщила. Тогда по возращению придется ласкаться к Эллану. Когда он сердился, отдалялся, становился чужим, требовалось немало времени, чтобы вернуть былое тепло.
– Я всего лишь хотела предотвратить бессмысленное кровопролитие.
– Бессмысленное, – апатично повторил брюнет и отвернулся. – Отныне вся моя жизнь обессмыслена. Ненавижу Мир воды! – с жаром добавил он и магией ударил по стене. Каменная крошка брызнула к ногам. – Ненавижу заискивать! И отца временами тоже, – Филиппа потянуло на откровения. – По его милости я теперь никто, одна фамилия осталась. Мать уже могилу приготовила, памятник заказала.
Остолбенела, не веря в услышанное.
Валерия Соурен действительно носила траур по сыну, но надгробие – это уже слишком!
– Все образумится, – робко похлопала Филиппа по руке. От него исходило небывалое напряжение, мышцы словно одеревенели. – Вы отбудете наказание и заслужите доверие отца.
Брюнет рассмеялся, коротко, зло, и покачал головой.
– Только наиви может верить в великодушие Родриго Соурена. На нашей фамилии не может быть темных пятен, не удивлюсь, если придется просить короля о новой.
– Вы преувеличиваете, герцог уже остыл.
Чистая правда, Родриго не собирался травить сына. Да, охладел, свел общение к минимуму, но чтобы втоптать в грязь?
Филипп не ответил, погруженный в свои мысли. Потом встрепенулся и поцеловал руку.
– Простите, миледи, – от него веяло фальшью, – я повел себя неосмотрительно и достоин всяческого порицания. Все усталость.
Брюнет явно не договаривал, но пытать не стал, хватит
