неловкости, разоблачился.
Дьячок был статен, сухопар, телом чист и бел.
– Гож! – облегченно вздохнул Никита Акинфиевич.
– Батюшка! – вдруг спохватился и бросился голым в ноги хозяину дьячок. – Неужто под красную шапку надумали сдать? А известно вам, сударь, что духовные лица законом ограждены от солдатчины?
– Молчи! – прервал его сердито Демидов. – Не о том идет речь! Одевайся!
Филатка облачился и все еще стоял посреди комнаты в недоумении.
Никита Акинфиевич опустился в кресло и, положив на стол большие руки, вразумительно сказал:
– Надумал я дядькой тебя к наследнику приставить. Поедешь ты с ним в Санкт-Петербург. Угодно ли тебе служить моему единственному дитяти?
– А мне, сударь, все едино, что Богу служить, что господину, лишь бы в убытке не был! – просто ответил дьячок.
– В убытке не будешь! – подтвердил Демидов. – Гляди, самое дорогое вручаю на попечение тебе!
– Много довольны будете, сударь! От мирских соблазнов ваше чадо, ей-ей, сохраню, Никита Акинфиевич!
Однако хозяин не довольствовался одними пустыми обещаниями: он подвел Филатку к образу и поставил его на колени.
– Клянись! – строго предложил дьячку Демидов. – Клянись беречь моего сына как зеницу ока и наставлять его на трудном житейском пути!
– Клянусь! – торжественно сказал дьячок и, положив крестное знамение, пообещал: – Крепче жизни буду охранять отрока Николая и на путь истины бескорыстно и благолепно наставлять!
После этого Демидов успокоился и отпустил дядьку:
– Ну, иди и готовься в дорогу!..
Наконец настал день отъезда. К этой поре подоспели крепкие заморозки, горные леса сбросили последний багряный лист, а дороги установились твердые и надежные. Путешествие предстояло совершить «на долгих». Собирая коней в путь, их загодя откормили, объездили. На день вперед отправили обоз со съестным и поваром, чтобы приготовлять на привалах и ночлегах обеды и ужины для молодого заводчика. Дьячок Филатка составил опись всего имущества Николая Никитича и упрятал ее в ладанку. Такая заботливость понравилась Демидову.
Призвали священника, и он вместе с дьячком торжественно отслужил напутственный молебен. Демидов стоял рядом с сыном, одетый в мундир, при всех орденах и регалиях, пожалованных государыней. Поодаль от него стояла дворовая челядь, учителя, мисс Джесси и приказчик Селезень. Долго и торжественно молились, а после молебна демидовская стряпуха поднесла всем по чарке.
– Чтобы дорожку сгладить, чтобы добром поминали молодого хозяина! – объявил Селезень.
После полудня Николай Никитич отбыл из отцовской вотчины…
В экипаже, обитом мехом, было уютно, и, как ни буянил на дороге ветер, Демидову было тепло. Уральские горы постепенно уходили назад, заволакиваясь синью. Окрест лежали серые унылые деревушки. К вечеру навстречу показался
