Акинфиевич утер капельки пота, выступившие на лбу. Словно ветер смахнул прочь золотой листопад…
Но жадность цепко держала Демидова. Он вынул туго набитый кошель и звенящей струей высыпал все дорожные деньги.
– Не везет в любви, зато повезет в картах! – бодрясь, сказал он. – На все…
Офицеры многозначительно переглянулись. Ротмистр воскликнул:
– Что вы делаете, сударь? Счастье повернулось к вам спиной. Ставьте семпелями…
Банкомет закусил зубами чубук, зажег трубку, пустил волнистый клуб дыма.
– На все! – повторил глухо банкомет и метнул…
Прокофий Акинфиевич не мог уследить за движениями его рук. Сердце сжалось. Глубокая тишина снова повисла в комнате. Старичок, не шевелясь, тянулся глазами к столу.
Демидов открыл карты, и все завертелось в его глазах.
– Бита, сударь, – спокойно сказал банкомет; безжалостной рукой он придвинул к себе червонцы.
– Ставьте, сударь, будем отыгрываться! – предложил ротмистр.
– Я все поставил! – упавшим голосом признался Прокофий Акинфиевич. – Разрешите в долг!
– О нет! Мы в долг не играем, – строго сказал ротмистр. – Желаете, сударь, испить бокал пунша? Осушите и идите спать!..
Офицер повернулся спиной к Демидову; звеня шпорами, он вышел из горницы.
– Все-с, сударь, игра окончена! – резким голосом проскрипел банкомет и обволокся синим табачным туманом.
– Ах, сударь, я говорил вам! – вздохнул старичок. – И я так же оказался несчастен…
Прокофий не слышал его. Он встал и, пошатываясь, побрел в коридор.
Пройдя в свой жарко натопленный номер, он, не раздеваясь, бросился на кровать. Но как ни старался он забыться, ворочался, зарывался в подушки, – беспокоила тревожная мысль: «Как же я без денег доберусь до Санкт-Петербурга?..»
Утром к нему в номер постучался хозяин трактира, учтивый седобородый купчина. Он поклонился постояльцу и, обежав зорким взглядом горницу, озабоченно спросил:
– Как спалось, господин хороший?
Пожелтевший, осунувшийся Демидов сидел на кровати, поджав ноги. Молчал.
– Неужто плохо? – строго посмотрел на него трактирщик. Отвернувшись к окну, он соболезнующе вздохнул: – Эх, сударь, впусте обеспокоились. Это всегда бывает после неосторожества. Рассчитаемся как-нибудь.
– Кто же мне даст в долг? Уж не ты ли, борода? – желчно спросил Прокофий.
– Что вы, помилуй бог! – истово перекрестился купчина. – Николи процентщиком не был, господин хороший!
Он помолчал, помялся. Осенний рассвет лениво заползал в комнату. И без того серое лицо постояльца теперь казалось землистым. Красногрудый снегирь, как огонек, на мгновенье вспыхнул на подоконнике и отлетел.
– Холодить стало. К зиме… – поеживаясь, медленно сказал купец и прошептал вдруг: – Тут старушка одна обретается. Она под расписочку выдаст.
