есть температура, причём выше нуля кельвинов. И у меня тоже! – отшутился в ответ Петя в своём обычном стиле и пошёл к себе в комнату.
– Ну вот, наконец-то узнаю своего сына – всё на свете переводит в формулы и физические законы, – успокоилась мама, но тут же повернулась к отцу: – А вообще чего-то не так, тебе не показалось?
– Показалось. Даже выигрыш киевского «Динамо» его не обрадовал. Слушай, а может, наш сын влюбился?
– В седьмом-то классе? Рановато что-то. Да и не видела я никакой девочки, и от него не слышала, и фотографии ничьей у него вроде нет.
– Ну, не знаю. Мне так показалось.
– А ты сам в седьмом классе влюблялся?
– Конечно, даже в шестом! Вот только за давностью лет не помню в кого, – улыбнулся отец. – Пойду посмотрю, что наш сын читает.
На столе перед Петей лежал учебник литературы для седьмого класса с отрывком из «Капитанской дочки».
– За Пушкина принялся, сын?
– Да, мы сейчас проходим его по литературе.
– Ладно, не буду мешать, читай.
А Петя уже витал в мире любви своего тёзки Гринёва к Маше Мироновой, которая в его воображении имела облик Галины Дмитриевны, и испытывал нарастающую неприязнь к Швабрину, посмевшему тоже добиваться внимания девушки. А потому дуэль, о существовании которой мальчик узнал, пролистав страницы вперёд, показалась ему естественной и неизбежной.
«А я смог бы драться на дуэли из-за Галины Дмитриевны? – вопрошал себя Петя. – А с кем? С её мужем, что ли?»
Вопрос был сложным и мучительным. Семейная жизнь учительницы никак не мешала Пете видеть её в школе, быть рядом и восхищаться Галиной Дмитриевной. А большего мальчику и не надо было. По крайней мере, пока. Решив, что отношения с мужем любимой женщины вполне можно выстроить на основе принципа мирного сосуществования, Петя успокоился и отправился спать.
Воскресенье прошло совсем незаметно и скомканно. Давно уже Петя не ждал так понедельника, как на сей раз. Что вообще может быть хорошего в этом самом понедельнике? Начинается длиннющая школьная шестидневка, конца и края которой не видно. Хуже может быть только вечер воскресенья, когда понедельник начинает с неизбежностью маячить на горизонте. И не сотрёшь его из жизни никаким ластиком, всё равно наступит вместе со всяческими биологиями, историями, литературами… Стоп! Литература теперь будет в другом лагере, где физика, математика и прочие приятные вещи типа футбола и шахмат. Впрочем, сама по себе литература – та ещё штучка со своими писателями-классиками, которых не очень-то и тянет читать. Но теперь литература – это само воплощение Галины Дмитриевны. Почти по Маяковскому: говорим «литература» – подразумеваем «Галина Дмитриевна», и наоборот, естественно, тоже.
Утром в понедельник до слуха Проскурякова докатилось негромкое обсуждение группкой одноклассниц вопроса, о котором он при прочих обстоятельствах вряд
