должен был усиливать, понятно не было. Штабные в частных беседах про усиление не вспоминали. Зато они утверждали, что переводы повышают боевые качества как самого переводимого, имеющего возможность постоянно учиться у различных наставников и у новых сослуживцев, осваивать новые территории приграничья, так и гарнизонов, куда постоянно поступает свежая кровь. На резонное замечание, что свежая кровь нужна стаду скота, чтобы самок крыть, штабные переставали идти на контакт. Замечание о самках окончательно перемыкало их забитые всякой дрянью мозги. Пару раз особенно большие шишки с пеной у рта пытались доказать мне, что таким образом круговая порука не успевает складываться. С такими очень хорошо работал контраргумент про свежую кровь. Круговая порука в деле покрытия самок? Интересно, интересно. За что ещё нам ручаться по кругу? Это у больших шишек порука для разбазаривания вещевого довольствия. Здесь же, в гарнизонах, кроме добытого кровью «сувенира» с диких земель разбазаривать нечего. По себе они нас судили, одним словом. Но самые бредовые аргументы приводили не штабные и не большие начальники, а вездесущие теоретики. Дескать, разнообразие мест службы должно скрашивать её однообразие. Им было невдомёк, что единственная ценность на границе – это нормальные человеческие отношения в своём гарнизоне, в своём подразделении. Перевод – это удар по боевому братству. Теоретики, одним словом. Таким достаточно было в качестве контраргумента предложить перевести их самих поближе к границе. Им бы тут быстро устроили такое разнообразие… Хочешь – с орком рубись, хочешь – с варваром, а если уж и вовсе экстрима захотелось – вызови на дуэль чародея. И всё это в составе разных боевых групп, боевые возможности которых можно узнать до конца только в бою. Эдакая рулетка. В общем, никто не смог мне за все пять лет службы назвать вменяемую причину подобной свистопляски с кадрами.
И вот в очередной раз меня грубо оторвали от коллектива. Опять новый гарнизон, опять новые солдаты, опять гонять и вбивать воинскую науку. Хорошо хоть офицеры частью знакомые – такие же скитальцы, как и я. Из гарнизона в гарнизон, из рейда в рейд, из пьянки по возвращению, в пьянку по возвращению… Надоело. Хуже горькой редьки надоело.
Дверь в кабинет коменданта с хрустом ударила о стену: входить нужно «с шумом», это я усвоил уже давно. Главное, не перейти грань, за которой «шум» превращается в грубое нарушение субординации, граничащее с неуважением. На меня смотрело знакомое лицо капитана Курта, – лицо молодого человека, лишь на пару лет меня старше. Смотрело без особого удивления или начальственного гнева.
– Курт, ты здесь, что ли, за коменданта?
– Почему «за»? – пробурчал черноволосый крепыш, чуть шире меня в кости. – Я комендант. А ты, Вереск, никак служить под моим началом хочешь?
– Хочу. Аж кипятком писаю. Вот, кстати, тебе гостинец, – с этими словами я швырнул на стол капитана мешок с «гостинцами».
Комендант мельком мазнул взглядом по содержимому мешка и, без особых эмоций, закинул его
