ов, 2018
ISBN 978-5-4493-5893-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Лиза
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Севернее
Дома стояли на черном, как зола, песке, и сами эти дома были черны и изувечены, так что казалось, будто вся земля от излучины реки до линии горизонта выжжена и непригодна для жизни.
Но на земле жили.
Жили какие-то жалкие люди с лошадиными спинами да обветшалыми лицами – притирались друг к дружке вплотную от немого одиночества, копошились у каждого строения, серые как тени. Выкорчевывали камни, рыли затхлую почву, бросали в нее зерно, а зерно ничего не рождало.
Картина взору открывалась совершенно безрадостная – будто вырвали ее из сердцевины преисподней, а скорее даже, со дна, куда сыпется пепел с адовых котлов, да в назидание живым поместили здесь, кусками разбросав по берегам мутного озера.
__________________________
Селение выглядело столь плачевно далеко не всегда. Оно появилось вокруг озера Шонкар плотным кольцом времянок еще в ту далекую пору, когда крестьяне получили возможность менять место обитания без специального на то дозволения, и впоследствии разрослось даже в небольшую, но вполне благополучную деревушку, которая, несмотря на бедность северных почв, ежегодно приносила сносный урожай.
К слову, озеро носило свое имя задолго до появления деревни. Шонкар, как известно, с башкирского наречия – кречет, сокол. Однако в здешних краях ни кречетов, ни башкир никогда не бывало – можно лишь предположить, что некий путешественник, впервые обнаруживший водоем, подарил ему название на языке своих предков, отсюда вся неразбериха. Впрочем, достоверно это никому неизвестно, а уж как случилось на самом деле – кто знает, прошлое вообще туманно.
Селение основали крестьяне, сошедшие с насиженных мест в поисках лучшей жизни. Да и пришли-то, вероятно, с близлежащих разоренных поместий, где с голоду помирали.
Лучшей жизни бродяги, конечно, так никогда не увидели, но по крайней мере обустроились не хуже ранешнего.
Неизвестно, почему выбор их пал на местность настолько сомнительную – озерцо, как водица на дне стакана, плескалось на дне земляной язвы, пробуравленной временем и ветрами в центре старой разрушенной горы. Тут повсеместно горбились зубчатые или покатые холмики, а поверхность была каменистая, за исключением участков у берега. Участки же эти представляли собой вкрапления подзолистой почвы, серой да нищей – на такой ничего толком не растет.
Хотя были и кое-какие преимущества. Например, многочисленные холмы защищали от резких перепадов температуры, свойственных северу, поскольку препятствовали свободному движению теплых и холодных воздушных потоков. Кроме того, озеро оказалось достаточно глубоким, питалось от обильных подземных вод, которые просачивались наружу и наполняли собой все впадины и ямы. Там, где вода стояла подолгу, образовывались либо болота, либо ставкѝ. Ставкѝ позволяли лучше обустроить отдельные хозяйства и, пожалуй, значительно сглаживали прочие недостатки природы тех краев.
В Шонкар впадала узенькая речка, дававшая излучину резко на запад перед самым устьем. Выходила она из гораздо более крупной реки, являясь по сути ее ответвлением, потому обеспечивала связь с внешним миром – можно было на лодке добраться до главного потока, а уж оттуда сплавиться к южным поселениям или местной столице.
С годами деревня ширилась, люди научились правильно обрабатывать и удобрять здешнюю хилую почву, и урожай всходил знатный. Некоторое время назад (при колхозном устройстве) здесь даже выращивали пшеницу для государственных нужд. Теперь сообщение между центром и периферией сошло на нет, и деревня кормится собственными силами, никому не помогая, ни от кого не получая помощи. Поля засадили картошкой, оставив под пшеницу лишь пару небольших участков. Сеяли на них кормовые сорта, для скотины – конечно, заготовить сено гораздо менее хлопотно, вот только дикие почвы никто никогда не удобрял, и трава росла плохо.
Вообще жизнь в поселке у озера текла скучная, размеренная, ничего толком не происходило. Разве что лет двадцать назад нашли медную жилу на склоне разрушенной горы. Говорили о создании медеплавильного завода, даже котлован под фундамент вырыли, пригнали строительные машины. Но машины стояли мертвым грузом в тени холмов, словно как бы смущенные своим бездельем, а широкая рытвина под будущий завод пустовала да, подобно прочим углублениям, медленно заполнялась сочащейся из-под земли водой. Вода в ней копилась мутная, вперемешку с песком и грязью, и по весне источала гнилостный запах.
Жители такому раскладу только радовались – не хотелось им завода. То были люди степенные, молчаливые, от многих веков тяжкой жизни угрюмые, ибо угрюмость эта по наследству передается, от отца к сыну – у крестьян
