передо мною пара колхозного вида набирает три мешка. Я наполняю сетки – шесть кочанов. «Рубль пятьдесят», говорит продавщица. Чувствую – не может быть здесь двадцать пять килограммов, но мне стыдно усомниться в честности продавщицы, я наверняка знаю, что она надувает меня, нагло, отлично поняв по моему виду мою психологию. Холодно, замаялся совершенно; все, и я в том числе, внутренне заискиваем перед продавщицей, хотя та ведет себя не лучшим образом. Еду домой в набитом автобусе; дома (может, не надо, мелькнула мысль) взвешиваем с Инной, оказывается, меня обманули более чем в два раза. Всю дорогу я об этом думал, и тяжелое неприятное чувство было; и теперь, только что Инна говорит единственное ироничное словцо, я взрываюсь.
–Почему тебя всегда обманывают? Надо быть взрослее.
–Бог мой, откуда я мог определить, сколько там! Сама покупай! Мне эта капуста совершенно ни к чему!
–Да! Тогда иди и гуляй. Совсем иди!
–С удовольствием! – говорю я, продолжая сидеть с жутким чувством ненависти ко всему.
–Разве так можно? – слезы. – Ты пришел, тебя обманули, ты виноват, и начинаешь орать на жену. Ты совсем потерял совесть!
–У тебя ее никогда не было! Попробуй когда-нибудь прийти из магазина и пожаловаться, что ты обманута!
–Меня не обманывают в два раза!
Я одеваюсь и иду покупать кисть для крашения стен. Муторно до безобразия, до умопомрачения, я чувствую себя непригодным к жизни дурачком-интеллигентом, которого можно нагло, в глаза надуть. Надо было спросить у продавщицы – какой вес? – и уличить эту негодяйку.
Суббота все такая же сумрачная и холодная; надо покупать кисть и красить стены. Дни уходят, улетают; боже, что за жизнь! Как бездарно, в бесконечной хозяйственной толчее проходят суббота, воскресенье; как я ненавижу выходные! Все, весь мир, вся жизнь воспринимается как нечто ужасное, нелепое, тюрьма души; душевная боль, самая настоящая, как будто душу давят, гнут, выкручивают.
А потом все прошло.
8
Но мне еще надо путешествовать в прачечную. Опять наступает воскресенье, день тихо плывет, и вот он преломился, и мне как-то грустно – завтра идти на работу. А сейчас еще какие-то минуты свободы. Но надо собираться и ехать. Огромная сумка собрана и ждет тебя у выхода, в ней – белье для стирки, я должен отвезти это. На наволочках, простынях – бирки, пришитые женой; я сдам это в прачечную, и получу чистое белье, сданное в прошлый раз. А прачечная расположена в Москве, далеко от нас. Вот уже и вечер начинается, темнеет.
Я собираюсь и выхожу на улицу. Автобус можно ждать долго; не каждый подойдет для моей поездки, а только один, который идет до следующей станции метро.
Наконец, автобус прибыл; уже и фары включены.
Прачечная. Очередь. У стенок на стульях с торбами белья сидят люди.
Входит гражданин в сером пальто, высокий, сутулый,
