лава 1.
Это было обычное серое утро, такое же, как тысячи до него. Будильник прозвонил ровно в 6.30, Антон заткнул его привычным жестом, не открывая глаз, за стенкой тоже совершенно привычно орал соседский ребенок. Все как всегда, три года каждое его утро начиналось именно так. На кухне, щелкнув, заработала мультиварка, через секунду к ней присоединилась кофеварка, – когда живешь один, завтрак тебе подает техника. Жаль только поддержать беседу и поцеловать на прощание современные игрушки все же не могли, а с остальным вполне справлялись. Все еще не открывая глаз, Антон прислушивался к работающим машинам, казалось, он слышит даже звук капель сваренного кофе, падающих в чашку, слышимость в этом доме была просто отличной, а его квартирка – крошечной. За стеной соседка проорала, чтобы Сережа подошел к ребенку. Всё, вот теперь пора вставать, подумал Антон, ритуал соблюден полностью. Окна его спальни/гостиной/кабинета выходили на запад, поэтому он никогда не задергивал занавески, все равно вставал ни свет ни заря, да и солнце никогда в глаза не било, а вот погоду он видеть мог, правда, только с весны до осени.
Антон сел в постели и как всегда посмотрел в окно, небо было серым, как и все в этом захудалом районе. Он переехал сюда три года назад, но так и не привык, хотя здесь было не так уж плохо, он ожидал худшего. Было бы плохо, подумал он, потягиваясь и вставая, если бы не Рита с Аннетой, а так вполне даже терпимо. Пока он брился и приводил в божеский вид свои непокорные рыжие волосы, тучи куда-то ушли, и на кухне Антона встретили нежные солнечные лучи, приятно пахла сваренная каша, кофе тоже был готов. Может это будет хороший день, подумал Антон и улыбнулся солнцу, может, начнется наконец белая полоса?
– Ты че, мудак?! – заорал кто-то во дворе, – я те сколько раз говорил, что тут я паркуюсь? Чё, не всосал?!
– И вам хорошего дня, добрые люди, – пробормотал Антон, закрывая окно, улыбка так и не сошла с его лица, для этого района такое начало дня было абсолютно нормальным, с такими мелочами справлялось закрытое окно.
Он не стал выглядывать, все равно никого не знал, за три года, что он жил здесь, он так ни с кем и не познакомился, кроме Риты и Аннеты, и считал, это благом. А отсутствие машины удачно избавляло его от вынужденного общения с жителями Трех Мостов – так назывался этот чудесный район. Антон не был общительным человеком и давно уже с этим смирился, он считал эту черту своего характера врожденным изъяном, с которым при желании можно было жить, и он жил, чувствуя себя чужаком, инородным телом в обществе раскрепощенных и свободных людей. В детстве причиной служил отчасти и цвет волос, но с возрастом это ушло, никто больше не дразнил его рыжим, а вот остальные причины остались, более того, стали мешать ему сильнее, чем оранжевая шевелюра. Он был робким и добрым ребенком, не любил шум и большое скопление людей, не любил отрывать крылья мухам и не кидал камнями в бродячих собак, а так же не видел ничего смешного в том, чтобы кинуть камень в чьё-то окно или поджечь чью-то дверь. От чужих слез ему становилось плохо, он мучился и переживал, а злость и напористость пугали его, он замыкался еще больше, стараясь избежать всего, что приносило ему страдания. Чувство справедливости раздирало его, он знал, что так нельзя, что люди творят зло, но что он мог сделать? Он не был сильным, не был напористым, и у него не было десятка таких же буйных друзей. Он был наблюдательным и умным мальчиком, а природное желание выжить научило его приспосабливаться, скрывать больные и слабые места, все внешние проявления ушли глубоко внутрь, он научился надевать маску, казаться таким же, как все, но это требовало больших сил.
С возрастом постоянное напряжение переросло в страх, его пугали люди, пугал этот шумный и злой мир, так что каждый прожитый год неумолимо уменьшал количество его друзей, хотя, как показала жизнь, друзей-то у него никогда и не было, только знакомые. Хотя он был им другом, просто они по-разному понимали значение этого слова. Для Антона дружить – значило всегда приходить на помощь и надежно прикрывать спину, хранить секреты и быть с человеком до конца, а для его приятелей все было намного проще: пошли вместе в кафе – все, друзья, сегодня ты мне друг, а завтра я пойду гулять с новыми друзьями; если что-то нужно от человека – он тебе друг, пока нужен, ну и т.д. Он больно разочаровывался в людях, хотя… Если он там чего-то себе напридумывал и поверил, это его проблемы, так говорили теперь. Он был старомодным, пережитком древних времен, не вымершим динозавром, одиноким и чужим в непонятном мире, в который он никак не вписывался. Но, опять же, с этим можно было жить, и он жил.
– Моя моральная инвалидность, – проговорил он, вспоминая слова Аннеты, – если бы за нее еще пособие какое платили, было бы не так обидно.
Рита и Аннета стали первыми и единственными, с кем он познакомился после переезда в Три Моста, а потом они стали и единственными, с кем он общался. Началось все с плачущей девушки и разрисованной двери. Шла, вернее, тянулась, первая неделя его жизни в новом районе. Он вышел из вечно воняющего мочой лифта, загруженный пакетами и коробками – переезд все же дело очень хлопотное, особенно для одинокого человека, меняющего 3х комнатную квартиру на 1комнатную
