уходила с кем-то другим или он боялся, что им дважды попадется один и тот же таксист. Страшно было только это. А все, что касалось фронта, – нет. Фронт ему теперь больше и не снился, но что пугало его настолько, что он никак не мог избавиться от этого страха, так это длинный желтый дом и другая ширина реки. Сейчас он опять здесь, у реки, он проехал через тот же самый город, и никакого такого дома здесь не было. И река выглядела как положено. Так куда же он переносился каждую ночь и в чем заключалась опасность, и почему он просыпался промокшим насквозь, испытывая больший страх, чем когда бы то ни было во время бомбежки? И все из-за какого-то дома, длинной конюшни и канала.
Он сел; осторожно спустил ноги на пол; они затекали всегда, когда он долго держал их вытянутыми; посмотрел на уставившихся на него от двери сержанта, связистов и двух ординарцев и надел свою каску, обтянутую парусиной.
– Сожалею, что у меня нет ни шоколада, ни почтовых открыток, ни сигарет, – сказал он. – Зато на мне – форма.
– Майор сейчас вернется, – сказал сержант. В этой армии звание сержанта не являлось офицерским.
– Форма не совсем правильная, – сказал им Ник. – Но общее представление дает. Скоро здесь будет несколько миллионов американцев.
– Вы думаете, что сюда пришлют американцев? – спросил сержант.
– О, безусловно. Американцев, вдвое выше меня ростом, здоровых, с чистыми сердцами, спящих по ночам, никогда не бывших раненными, никогда не бывших контуженными, не пьющих, хранящих верность своим девушкам, оставшимся дома, и по большей части не знающих, что такое лобковые вши, – славные парни. Вот увидите.
– Вы итальянец? – спросил сержант.
– Нет, американец. Посмотрите на мой мундир. Его сшил Спаньолини, но он не совсем правильный.
– Северный или южный американец?
– Северный, – сказал Ник. Он чувствовал, что на него снова накатывает. Нужно поменьше болтать.
– Но вы говорите по-итальянски.
– А почему бы нет? Вы что-то имеете против? Разве я не имею права говорить по-итальянски?
– У вас итальянские медали.
– Пока только ленточки и удостоверения. Сами медали присылают позже. А то дашь их кому-нибудь на хранение, а человек уедет; или они потеряются со всем прочим багажом. В Милане, правда, можно купить новые. Документы – вот что действительно важно. Да вы не расстраивайтесь. Пробудете на фронте достаточно долго – тоже получите.
– Я ветеран эритрейской кампании, – чопорно заметил сержант. – Я сражался в Триполи.
– Большая честь познакомиться с вами, – сказал Ник и протянул руку. – Нелегкие, должно быть, выпали вам денечки. Я заметил ваши нашивки. А в Карсо вы случайно не бывали?
– Меня только что призвали. В начале войны я по возрасту не подлежал призыву – слишком стар.
– А я еще недавно был слишком молод, –
