Иггельде все, что знает.
Таня влетела слоном в посудную лавку раскрасневшаяся, смущенная, чуть не врезалась в шкаф, пришлось откидывать столик, больше похожий на барную стойку, помогать ей, снимать с подноса сперва две чашки, потом блюдце с круассанами.
– Присаживайся, – я подвинул стул-«ракушку» на длинной ножке, а сам уселся на табурет, мое скромное жилище было рассчитано на одного.
Предложением Таня воспользовалась не сразу, долго озиралась, решая, куда же приспособить поднос, пока я не забрал его и не положил на пол. Наконец она присела, шумно выдохнула и принялась теребить браслет на запястье, точно такой же, как у меня.
– Тебе не кажется, что Иггельд изменился? – проговорил я и начал жевать круассан.
Она дернула плечом:
– Нет. Почему ты спрашиваешь?
– Он что-то недоговаривает. Как будто раньше сталкивался со сборкой, которую я собрал, и, скажем так, она не вполне безопасна. Например, вот, – я погладил свой браслет. – Что он говорил, когда ты надевала это?
– Защита на всякий случай, – она уставилась на браслет, словно видела его в первый раз. – Даже не задумывалась, надо – значит, надо.
– Хммм… Он всем такие выдал?
– Не знаю. У охранника Бали видела, у Уксуса вроде нет. Все, кто к нему приходил, с браслетами, только черными.
– Так-так-так, с этого места подробнее. Кто к нему приходил?
– Сталкеры. Он их не представлял мне, закрывался с ними в лаборатории…
– Надолго?
– Когда как, я не следила. Иногда очень надолго.
– Мне кажется, что Институт больше, чем нам показывают, – предположил я.
– Не знаю даже. Один раз пришел человек… Здоровенный, стриженный налысо, весь в татуировках, и пропал. Может, я не заметила, как он выходил… Нехорошо ведь следить за человеком. Потом он явился через месяц и опять пропал на целых три дня, выходил тоже при мне, а я и не задумалась. Ты спросил, я вспомнила. Думаешь, здесь теперь опасно?
– Не исключено. Иггельд любил тебе исповедоваться, о чем вы говорили?
Таня задумалась, свела черные брови у переносицы.
– Да как обычно, ничего интересного. О том, что какой-то ученый доказал, что человечество берет начало не в Африке, а на Алтае, что мы – изначальный народ, нам нужно вернуться к истокам, уважать свою культуру и всякое такое.
– Про другие расы что говорил? Не собирался ли стереть их с лица земли?
Ответом был заливистый смех:
– Нет, ты что! Иггельд – и кого-то убить? – она потрясла головой. – Он думает, как сделать так, чтобы всем было хорошо, чтоб прекратились войны и убийства. Он идеалист, понимаешь?
Не сказал бы, что камень свалился с плеч. По-прежнему меня использовали втемную, пусть даже без вреда и во благо, с этим надо было что-то делать.
Для начала разведать, что же он прячет, причем так, чтобы не вызвать подозрение. Если и есть тайная
