кета, подписанного уже не помню каким городом, я выудил сложенный вчетверо, засаленный листок бумаги. Отложил анкеты, развернул и моему взору предстал, написанный от руки, сплошной текст весьма необычного содержания. Манеру письма очень сложно охарактеризовать. Все было неуклюже сплетено воедино, изложено самым запутанным и несуразным образом: некоторые слова писались вместе, некоторые слишком часто повторялись. Автор говорил о гнили бытия, выражал омерзение ко всему окружающему и делал это настолько дико, и местами даже похабно, что меня самого начало тошнить. Я не мог прочитать это полностью, сознание блокировало поступающую информацию и заложенный в ней смысл. С одной стороны – психика выставила свой щит против этого странного текста. С другой – он был настолько неправильно написан, что усвоить это не представлялось возможным. Да, он явно принадлежал перу какого-то психа, причем неграмотного. А может он специально все так организовал?
– Что там у тебя?
Я посмотрел на сотрудника и первые несколько секунд еще был в оцепенении, а затем сказал:
– Та фигня какая-то непонятная.
Он протянул руку и я дал ему листок. Он пробежал глазами текст. С лица не сходило презрение, а после оно переросло в отвращение. Сотрудник выдержал не более двадцати секунд, затем сложил листок в былое положение и швырнул на край моего стола.
– Дебил какой-то конченый, – буркнул Саня и вернулся к работе.
– Да уж, что-то совсем неадекватное, – согласился я и стал водить указательным пальцем над правой бровью.
Я часто так делал, когда о чем-то размышлял или был в замешательстве.
Как-то уж очень быстро мой сотрудник отверг нечто новое и непонятное. Его окостенелый мозг не дал никаких шансов, без колебаний определил это в разряд ненужного, поскольку оно не соотносилось ни с чем предыдущим, что уже лежало в багаже знаний. Может, и правильно так жить. Может, тогда мы оградим себя от едкого газа, просачивающегося сквозь незаметные щели в нашу обитель, старательно выстроенную из таких родных и знакомых вещей. Ведь, если таким увлечься, то в один прекрасный момент это хрупкое строение может рухнуть, хороня под обломками устоявшиеся убеждения. И потом все равно захочется заново строить, а на это уйдет много времени. И новое здание в равной степени может быть, как лучше и прочнее, так мрачнее и неустойчивей.
Но с другой стороны это может быть не едкий газ, а свежий воздух, для которого просто необходимо открыть окно.
Я попробовал вернуться к работе, но вдруг почувствовал какую-то опустошенность. Будто все вокруг перемешалось в грязно-серых тонах. Последние месяцы это состояние посещало меня все чаще. Оно приходило без видимых причин, неожиданно захлестывало и сковывало в липких, холодных объятиях. Пытаться бороться было тщетно, поэтому я вышел перекурить.
Терпкий дым приятно защипал горло и вместе с ним я вдохнул морозный воздух.
Рядом было ярко освещенное офисное здание, плюс возле него горел фонарь, так что между нашим складом и этим домом в темное время всегда был яркий пятачок. Как свет рампы, только в нем не вершилось искусство и вообще не происходило ничего интересного. Всего лишь прямые фигуры и скучающие лица офисных работников, бесконечно идущих туда-сюда. Но сейчас на свету блестел свежевыпавший снег. Он продолжал медленно падать, нежно кружась огромными хлопьями.
Ну наконец-то. А то все уже устали от грязной, сырой зимы с плюсовой температурой и почерневшим давним снегом, лоскутками лежащем на траве.
Я оглянулся на оббитое металлом, одноэтажное здание склада. Некрасивое и грубое оно робко заглядывало в свет рампы из зимнего вечера. Кажется, стало получше. Сигарета и долгожданный снег, что ж, неудивительно.
Когда я заходил на склад, мне вспомнилось несколько строк из недавно прочитанного текста:
"Уродочеловеки блеют на тонких лапах перед всесилой. Плодятся незамедлительно твари. Не человекоуроды, уродочеловеки. Изрыгают в миллиардах молекул свое отвратное присутствие на траву/деревья, оскверняя."
Удивительно, что я сумел запомнить такие нескладные выражения. По спине у меня побежали мурашки. От этих мерзких слов веяло потусторонним.
Когда я вернулся к работе, в голове был смог, в котором тонуло восприятие окружающего, и я пожелал, чтобы поскорее закончился рабочий день.
2
По дороге на работу в маршрутке мне в кои-то веки удалось сесть, причем не за пять минут до моей остановки. Обычно эти долбаные старые "Газели", которые до сих пор почему-то не поменяли на "Богданы", как на большинстве остальных маршрутов, так забивались спешащими на работу, что чувствовал себя килькой в банке. Но сегодня выдалось полегче, несмотря на то, что стоял час пик понедельника.
Я смотрел на унылый грязно-зимний пейзаж за окном, когда мой взгляд привлек человек, сидящий спереди.
