дефицитарности» (с. 251). Именно тогда советские пропагандисты начали утверждать русский приоритет во всех областях естествознания. Даже иностранные названия приборов, механизмов или кондитерских изделий заменялись из патриотических соображений русскими аналогами. Так, «французская булка» стала «городской», пирожное «эклер» – «трубочкой с кремом» и т.п.
На исходе 1940‐х годов кампания повсеместного утверждения официального «патриотизма» перешла в истероидную форму. Единство народа достигалось посредством демонстрирования общей угрозы, общего врага. Инакомыслие, согласно пропагандистским установкам, могло быть результатом деятельности либо иностранцев, либо инородцев, либо тех и других сразу. Апробированная технология «казенного патриотизма» использовалась почти без изменений. 28 января 1949 г. «Правда» опубликовала редакционную статью «Об одной антипатриотической группе театральных критиков», причем «антипатриотами» именовали преимущественно евреев.
К началу 1960‐х годов отношение к слову «патриот» в среде интеллектуалов оставалось двойственным. С одной стороны, оно вызывало ассоциации с военной эпохой, и тут не было места отрицательным коннотациям. С другой стороны, под термином «патриот» нередко подразумевалась не только идея безоговорочной преданности советскому режиму, но и безоговорочное признание целесообразности ксенофобских пропагандистских кампаний 1940–1950-х годов, геноцида, национализма в самых агрессивных проявлениях.
Характерное для советских интеллектуалов отношение к слову «патриот» отчетливо прослеживается в стихах Е. Евтушенко. В 1965 г. журнал «Юность» публикует его поэму «Братская ГЭС», где истинными патриотами названы декабристы, противопоставленные верноподданным, «ура-патриотам», требующим признать холуйство проявлениями истинного патриотизма. Ложный (казенный) патриотизм, согласно Евтушенко, – это «преподавание “ура!”», истинный же патриотизм – «во имя вольности восстать».
Несколько лет спустя аллюзии подобного рода стали считаться в СССР не вполне уместными. Хрущёвские преемники вновь использовали традиционные пропагандистские технологии. Однако единства здесь у советских идеологов не было, и реализовывались сразу два проекта – «оттепельный» и «национально-патриотический».
В годы перестройки отношение к слову «патриот» оставалось двойственным. С одной стороны, оно ассоциировалось с ксенофобскими кампаниями, инициировавшимися журналом «Наш современник». Однако и военные ассоциации были устойчивы. «Пожалуй, именно здесь оппозиционно настроенные публицисты допустили ошибку. Риторическую ошибку. Противники советского режима в полемическом азарте увлекались иронизированием по поводу слова “патриот”, надеясь на предсказуемые, как они полагали, ассоциации с погромными сообществами верноподданных, ассоциации с одиозными пропагандистскими кампаниями сталинской эпохи и т.д., но при этом
