очков в толстой роговой оправе строго и торжественно. Казалось, что там, на маленьких блеклых картонках совсем другая жизнь и другие, только внешне похожие люди.
– Где это они? – заинтересованно спросил Митяй – Здесь вот в лесу, а здесь – на теплоходе. В отпуске?
Денис гладил пальцем фотокарточки. Защитной плёнки здесь не было, и казалось, будто на ощупь они как сухая земля.
– Как раз в это время что-то произошло с моим братиком, – сказал он. – Вот почему они такие… сами не свои. Папа как-то говорил, что когда что-нибудь идёт не по-твоему, ты влезаешь в чужую рубашку.
Митяй сплюнул.
– При чём тут какая-то рубашка?
– В чужую шкуру, – поправился Денис. – И готов отдать всё, чтобы вернуть себе свою. Чтобы сделать всё, как было.
– Опять ты умничаешь, Пустохвалов! – заявил Митяй, с особым смаком произнеся фамилию Дениса. – Я не буду с тобой общаться.
Денис его не слушал.
– Смотри – он указал на дату. – Две тысячи второй. Они оба как будто кислых щей объелись. В две тысячи втором что-то произошло. И я готов отдать любой из своих передних зубов, что мой брат этому причина.
– Его нет ни на одной фотке.
– Его убрали… – Денису потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы восстановить дыхание. – Чтобы я ничего не узнал. Но я обязательно докопаюсь до правды!
– Как детектив-призрак, – восхищённо сказал Митяй. – Знай же, я привык быть на первых ролях, но в этой истории, так и быть, уступлю тебе первенство. Стану твоим помощником. Верным гончим псом Подай-Принеси. Но только, чур, в следующем расследовании детективом буду я. У меня и плащ есть со шляпой, и клянусь своими гремучими костями, я добьюсь от мамки, чтобы она ушила его по фигуре…
Денис не ответил. Он не стал рассказывать другу, что в одиночку залезал на часовую башню. Игры закончились. Губы мамы, которые, казалось, готовы задрожать прямо на фотографиях. Опущенные плечи отца, который больше напоминает картонную фигурку, чем живого человека. Случилось что-то плохое, и Денис непременно должен узнать что именно.
6.
Все последующие дни Денис разве что не облизывал дверь на чердак. Крашеная мутной зелёной краской, она, как одна из тех ярких таблеток в "Матрице", внезапно обрела особенное значение. Глядя на неё, Денис чувствовал под языком странный солоноватый привкус. Замка там не было, однако открывалась она очень туго, с таким скрежетом, что казалось, будто крыша осыпается тебе на макушку.
Он прикладывал ухо к двери и пытался уловить хоть какой-то звук. Звал шёпотом, опустившись на колени и вдыхая пыль, что струйками выползала из-под двери, словно миниатюрная песчаная буря. Когда родителей не было дома, мальчик несколько раз попытался открыть дверь, но она очень плотно прилегала к косяку, а петли не смазывали уже, кажется, целую вечность. Денис не уверен был, что даже у мамы хватило бы сил с ней справиться. Пришёл Митяй, и после почти получаса бесплотных
