Они подперли дверь, чтобы та не закрылась, и в помещение ворвался жаркий удушливый воздух, точно липкие пальцы прошлись по моему лицу. «Горе-то какое!» – как сказала бы Ари. Я пила мой рислинг. Каждому свое лекарство.
– Взаправду жарко в последнее время, – произнесла я.
Никто не откликнулся.
– Лето, – сказала я.
С улицы раздалось монотонное гудение, потом шорох. С секунду мне казалось, что это клаустрофобичные звуки цикад моего детства. Или ветер гнет ветки. Или коровы мычат в полях. Но это были машины. Я пока к такому не привыкла: вместо звуков природы сип перегретых моторов.
Я немного сдвинулась к Уиллу, мне хотелось казаться открытой на случай, если кто-то со мной заговорит. Уилл и Ариэль болтали каждый по своему телефону, Ник чертыхался себе под нос за стойкой. Я подумала, не достать ли мне самой телефон. Он был новый. Старый я оставила в ящике комода дома. Интересно, что отец с ним сделал? А с ящиками книг?.. Впрочем, я была почти уверена, что он не открывал дверь в мою комнату. Когда я купила новый телефон, код региона показался мне символом – 917. Я старательно скопировала в него все контакты. Но у меня не было пропущенных звонков или сообщений. Никто пока не просил меня подменить его на смене.
– У меня нет кондиционера, – сказала я.
– Правда? – Сложив телефон, Уилл повернулся ко мне. – Серьезно?
– Они дорогие.
– Горе-то какое! – вмешалась Ари. Поднырнув под руку Уилла, она рассматривала меня с любопытством. – И что же ты поделываешь?
– Ну, у меня большие окна и вентилятор. Когда совсем припекает, как на прошлой неделе, например, то принимаю холодный душ, чтобы…
– Нет, – сказала она, а ее взгляд говорил: «Что за чертова идиотка!» – Что ты делаешь? В Нью-Йорке что делаешь? Ты пытаешься кем-то стать?
– Да. Я изо всех сил пытаюсь стать полноценным бэком.
Она рассмеялась. Я рассмешила Ариэль!
– Ну да, а после предел тебе – только небо.
– А ты что делаешь?
– Да все. Я пою. Я пишу музыку. У меня своя группа. А Уилл пытается снять кино. Пластилиновую версию «A bout de souffle»[9] в духе «Уоллеса и Громмита».
– Да ладно тебе, идея-то была недурна.
– Как же, как же, достойно восхищения! Неделю лепить что-то из глины, чтобы добиться нужной степени скуки…
– На таких, как ты, Ари, я даже не обижаюсь, ты ничего не смыслишь в искусстве. Я виню, во-первых, твой пол, во-вторых, систему…
– Ну же, Уилл, признавайся. Ты просто мастурбируешь, да? В той темной комнатенке со своей глиняной Джин Сиберг?
Уилл вздохнул.
– Должен признаться, трудно этого не делать. – Он повернулся ко мне. – На самом деле я работаю над чем-то другим. Я пишу художествен…
– Комикс? Роман воспитания? Исследование и восстановление в правах патриархального нарратива?
– Ты когда-нибудь заткнешься, Ари?
Улыбнувшись, она положила руку ему на плечо. Она взяла
«На последнем дыхании», 1960. Фильм Жан-Люка Годара.
