ограниченное [как предмет романа. – А.М.] выбрано лишь для того, чтобы показать в форме [наглядного] изображения абсолютное, то герой [романа] по природе своей скорее символичен, чем персонален…». Появляется у него и понятие иронии: «Безучастность (Gleichgültigkeit) [автора] может заходить настолько далеко, что переходит в иронию, направленную на героев…»; «обычная (gemeine) действительность должна изображаться [в романе] лишь для того, чтобы послужить иронии…» Признает Шеллинг и отмеченную уже Гердером способность романа соединять противоречия: как и драма, «он в большей мере, чем эпос, основан на противоположностях (Gegensätzen)»; «ему дозволены и высочайший трагизм, и комическое, лишь бы сам поэт оставался не тронутым ни тем, ни другим»103.
Г.В.Ф. Гегель, очень кратко характеризуя роман в «Лекциях по эстетике» (курс читался в Берлинском университете четыре раза, между 1818 и 1828 гг.), развивает намеченный Блакенбургом мотив «роман для нас – что эпопея для древних». Роман – «современная буржуазная (moderne bürgerliche) эпопея». Изображение (Darstellung) жизни в романе столь же многосторонне и «тотально», как в эпосе: его предмет – «весь мир (totale Welt)»; при этом «многосторонний материал и содержание выявляется изнутри индивидуального события (der individuellen Begebenheit), которое служит средоточием (Mittelpunkt) целого». Романтическая линия понимания романа как субъективного жанра (Ф. Шлегель, Ф. Аст) Гегелю чужда: «средоточием» романа для него оказывается не «глубочайшая индивидуальность» (Аст) автора, но «индивидуальное событие», через которое пропущен «весь мир». В романе Гегелем приветствуется обширность пространства действия (Spielraum), для расширения которого поэту рекомендовано не избегать «прозы действительной жизни».
Чуждо Гегелю и акцентирование индивидуальности, «внутреннего мира» как главной темы романа. Показательно, что уже определение романа как «современной буржуазной (бюргерской, гражданской – bürgerliche) эпопеи» выглядит полемично по отношению к Бланкенбургу, который эпос связал с «гражданином» (Bürger – т.е. человеком, ощущающим себя частью полиса или иного гражданского общества), а роман – с «отдельным» человеком. Роман, для Гегеля, изображает человека в обществе, в «прозе отношений (Prosa der Verhältnisse)».
В основе гегелевского представления о романе – произведенное им расширительное переосмысление понятия «прозы»: «проза» для Гегеля – уже не момент романной формы (общеизвестный и часто упоминаемый), но ключевая особенность современного мира, который изображается в романе (впрочем, историзацию понятия «прозы» производит уже Гердер, видя в ней форму выражения, сооответствующую позднему возрасту человечества). «Роман в современном смысле» предполагает «действительность, уже упорядоченную в прозу (zur Prosa geordnete Wirklichkeit)».
Проза современной жизни, конечно, неромантична, и здесь Гегель противостоит романтикам, утверждавшим, что «роман должен быть романтичным» и на этом основании критиковавшим современный социально-бытовой роман. Гегель различает романтическое (Romantisch) и романное (Romanhaft), которое и составляет содержание современного романа. Романное
Schelling F. W. J. Philosophie der Kunst // RT. – S. 266–271.
