идеей или страстью, в их жажду самоутверждения собственного «я» во чтобы то ни стало, напоминающую хроническую, хотя и вялотекущую манию. Он постоянно отслеживал эти процессы, подобно тому как опытный вулканолог вглядывается в лаву, кипящую в глубине кратера, желая постичь ее законы и понимая, что это – одна из тайн мироздания. И его нимало не беспокоил тот факт, что большинство людей стараются вообще не думать о том, что вся наша рациональная культура – лишь иллюзия, тонкая пленка, которая, как хрупкая земная кора, плавающая на лаве, сугубо сиюминутно, только временно и не очень эффективно защищает человечество от первозданного хаоса его собственных страстей. Карамзин представлялся ему одним из тех немногих людей, кто, по крайней мере, был в курсе существования иной, высшей реальности бытия.
Лермонтов, безусловно, превосходно знал творчество предшественника и время от времени ссылался на него, позволяя себе и прямые цитаты из текстов Карамзина, и вполне очевидные, слегка видоизмененные заимствования. В основном, однако, эти ссылки представляют собой формально не обозначенные, а подчас лишь с большим трудом опознаваемые реминисценции, которые по данной причине в лермонтоведении стало принято называть «скрытыми реминисценциями».
Из выявленных к настоящему времени прямых цитат можно отнести несколько пассажей в «Панораме Москвы», в которых с той или иной степенью близости к тексту воспроизведено вступление Карамзина к повести «Бедная Лиза», а также название прозаического шедевра Лермонтова – «Герой нашего времени». Не может быть никаких сомнений в том, что это – модификация названия повести Карамзина «Рыцарь нашего времени».
Сопоставив данные произведения, многие историки литературы пришли к выводу, что это – какое-то недоразумение. Уж слишком не похож на повесть Карамзина роман Лермонтова, а между их главными героями – малолетним Леоном и взрослым Печориным вообще невозможно найти ничего общего. Именно на этом основании и было решено, что Лермонтов назвал свое произведение, руководствуясь какими-то иными соображениями, не связанными с широко известной, хотя и оставшейся незаконченной повестью Карамзина. Но это – невероятная гипотеза. Художник масштаба Лермонтова не мог допустить такой сбивающей с толку небрежности. Он должен был осознавать, что его заглавие автоматически вызовет у современников вполне естественную ассоциацию с повестью Карамзина и, следовательно, был обязан учитывать ее. И, скорее всего, она была нужна ему, поскольку создавала определенную историческую перспективу, формировала одну из линий литературной традиции, опираясь на которую он мог привлекать художественный опыт предшественника, писавшего за полвека до него.
Сходство между «Рыцарем нашего времени» и «Героем нашего времени» обусловлено отнюдь не фактурой. Она у них, действительно, различна. А вот по принципу подхода к материалу Лермонтов, безусловно, был близок Карамзину и выбором названия
