быстро вносило лодки в протоку, вот они уже на уровне мыса, за которым стояли, уткнувшись носом в берег, японские катера. Миг на оценку обстановки, миг на выбор цели, и Богусловский – он сам приладился за «максимом» – нажал на гашетку.
Один за другим завалились на палубу японские пулеметчики с переднего катера, стрелявшие по берегу. С фронта их защищал бронированный щит, и они были неуязвимы; сами же вели прицельный огонь, а с фланга – целься только верно да нажимай на гашетку плавно.
Носовой пулемет дальнего катера развернулся, загородившись от лодок щитами, и заплескались веером пули по протоке, защелкали о борта; второй, со среднего катера, тоже повернул ствол на плывущие лодки и тоже заструился дымком, разбрасываясь пулями, но поперхнулся тут же и замолчал, а следом смолк и тот, с дальнего катера, – прикончили пулеметчиков меткими винтовочными выстрелами пограничники с берега, перед которыми, повернув пулеметы к лодкам, японцы оказались незащищенными.
Не ждали японцы такой атаки на катера – кроме пулеметчиков, мотористов и командиров, никого не оставили на них. Мотористы, естественно, даже не поняли, что произошло на палубе, а все три командира, пытавшиеся выскочить из рубок к пулеметам, повалились на палубы, не сделав и нескольких шагов.
– На весла! Живей! – крикнул Богусловский. – К катерам!
Маневр своевременный, ибо тревожно-громкий крик японского офицера будто магнитом выхватил из густой цепи, наседавшей на пограничников, добрую ее часть, и она понеслась к катерам, устрашающе крича и стреляя. Пули неприцельные, шальные, оттого не такие вредные, и не ради того, чтобы спрятаться от них, приказал взяться за весла своим бойцам Богусловский – нужно было во что бы то ни стало оказаться на катерах раньше этой стремительно несущейся и истошно орущей толпы. Иначе – все, иначе – смерть.
Борьба за секунды, за метры. За жизнь борьба!
Еще не ткнулась в корму катера лодка Богусловского, а он, выбросив руки вперед, ухватился за фальшборт и перебросил себя, как на вольтижировке через коня, на палубу и рванулся к носовому пулемету, вовсе не думая укрываться от пуль, хоть и шальных, неприцельных, но летевших напористо и плотно, словно изголодавшаяся пчелиная семья за вдруг обнаруженным нектаром. Богусловскому было некогда в тот миг думать об опасности, он видел перед собой носовой пулемет с нерасстрелянной лентой, к которому тоже почти уже подбегали японские солдаты, но им еще нужно осилить несколько метров до трапа, еще взбежать по трапу, а он, Богусловский, одолел уже большую часть палубы. Остановиться хотя бы одному из японцев, и – бей почти в упор, пока еще не укрылся за броню. Враз изменится тогда ситуация не в пользу пограничников. Бой принять никто из них пока еще не готов. Но бегут солдаты японские и маньчжурские во всю прыть, торопятся сделать свои последние в жизни шаги, и нет им времени хотя бы на миг один взглянуть на себя со стороны. Стихия! Страшная, всеподавляющая.
А в спешке пограничников много ли проку? Лодки с ручными пулеметами
