Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
В Аду.
– С прибытием. Зак ухмыльнулся. Журналистка завопила, оператор падал в обморок, но камеру не выпустил. Зак отобрал камеру и передал палачу – ну не каждый же день я буду свое время тратить на дурацкие интервью. Предай наверх, чтоб подправили, если что. Чего-то не хватает. Он посмотрел на вновь прибывших – чего не хватает.
– Пилот где?
– Не прибыл еще.
– Значит, скоро прибудет. А посему, граждане, задам вам один единственный вопрос – от него зависит ваше дальнейшее пребывание здесь. Сколько было жучков?
– 50.
– Врешь, свободна.
– Правда, мне 50 дали, ну мы решили и от себя.
– Сколько? Ведь найду…
– 6
– Свободны.
– А что с нами будет?
– То же, что и с другими представителями прессы. Языки повыдирают, пальцы пообрубают, потом по списку.
– А есть кто-нибудь постарше?
– Я здесь старший – сверкнул глазами Зак, а теперь пошли вон.
Он позвонил Грегу.
– Ну, сколько еще?
– 6 нашли.
– Они сказали, это все, но пилот где-то подзадержался, найди его и потряси.
– Ладно. Вы скоро?
– Понятия не имею. Но поскольку утро выдалось дерьмовое, то хорошего ждать не приходится. Зак пошел в медицинский ад. Там страдали неправильно работавшие эскулапы.
– Новенькие есть?
– Пара десятков.
– Кардиологи?
– 2.
– Просил ведь сразу сообщать.
– Извините, зашиваемся, шеф…
– Ааа… Зак махнул рукой и пошел к вновь прибывшим. – Что новенького?
– Ничего.
– Я так и понял.
– Про тебя уже рассказали в первую очередь, но кроме эндопротезирования ничего сделать нельзя.
– И я не вырасту?
– Нет. Это намертво. Или можешь облик поменять, но это все равно… сказал бы навсегда, пока не научатся. Протез не растягивается.
– А если детям?
– У детей нет такой болезни, в-основном, только у пожилых. Зак вздохнул.
– А ты смелый. Другие бы побоялись сказать. За что тебя сюда?
– Напился, 6 человек задавил, машина в тотал, как и я.
– Пил на работе?
– Нет, в баре.
– Сам сделать смог бы?
– Да. У меня бригада была подобрана. Несколько часов, потом пока пах заживет, несколько дней. Потом понаблюдаться надо пару недель хотя бы. Это я не в смысле себе поблажку выторговать, я и сам раскаиваюсь и это, наверное, худшее наказание, чем ты сможешь придумать. Зак позвонил читающему мысли.
– Прочти его.
– Он сказал правду, не всю. Когда никто не видит он плачет и проклинает себя. Потом начинает прокручивать в голове какие тебе будут нужны обследования и как, собственно, пройдет операция. Про работу думает, детей. Про пытки в аду – нет.
– Ладно, рискнем, отведи его в отдельный блок, где нужные люди содержатся. С остальными сами разбирайтесь.
– Что-нибудь случилось?
– Ежегодное интервью. Как же они меня достали. Я пойду, прогуляюсь – отцу скажи, если что. Он шел по деревне, окружающей замок. Было чисто и опрятно. Он нашел угловой дом и толкнул калитку.
– Опять внучек пожаловал.
– Опять.
– Блины будешь есть?
– Буду. Сметана есть?
– Конечно. Для тебя, все что угодно. Они ели блины и пили чай с вареньем. Зак не был голодным, просто оттягивал тяжелый разговор.
– Погадать можешь?
– Могу, а что толку. Я тебе тыщу раз говорила, что твое будущее спрятано и будет столько событий, от выбора которых будет ткаться твое будущее.
– Скажи хоть – операцию делать или нет?
– Думаю, ты уже сам решил.
– В общем-то да, но на сердце давит. Что-то не так.
– Я тоже чувствую, как будто дождь собирается,
