узнала, что 16-я армия, в которой я служила, действовала в этом направлении. Хотела в свою армию, в свой полк. Не поехала в госпиталь с танкистами. Но – как я пойду? Куда я пойду? А было так: всех из того лагеря – через наш фильтрационный лагерь. Всех туда пешком отправили, в наш Смерш, как бы в тыл уже. А я идти не могу. Посадили меня на дроги, довезли до ближайшего города. А там Юрий Фёдорович сказал: «Посадите у первого дома. Оттуда её всяко доставят на проверку».
Мне лагерные поляки сшили по последней польской моде жакет с карманами, потом югославы сшили из брюк шаровары. На ногах – тапочки со звёздочками на мысах. Лётчики мне передали их через врача. Приодета я была – по парижской моде! Весь лагерь меня одевал. Солдат мне помог. Снял с колымаги, довёл до скамейки…
Сижу я, рядом лежит сумочка из соломы: мне лётчики сплели, с авиационной символикой, красивая. Она у меня сохранилась, а сейчас – в Музее Вооружённых сил. Экскурсоводы рассказывают мою тяжёлую историю. Я как-то была, говорю:
– Зачем же тяжёлую?! Ведь я – жива. У меня есть дети!
Вот я сижу, сумочка рядом лежит. Модерн. И идёт офицер с саблей, по бокам – два солдата. Подходят ко мне.
– Вы кто?
Я говорю:
– Сейчас за мной придут врачи, они мне дальше помогут добираться в лагерь для проверки.
– Знаете, мы вас сейчас покормим, вы же голодная…
Мне показалось это странно. Как-то он неприятно себя ведёт, наигранно. И рожи у них такие… профессиональные. Они меня поднимают под руки. Берут мою сумочку. И вот я шагаю по поверженному германскому городку в сопровождении бравого офицера впереди, а по бокам меня держат два солдата. Еле переставляю ноги, слёзы текут. Ведут меня к коменданту этого города, нашему офицеру. Затолкали в машину. И повезли.
– Сейчас пообедаем, и всё.
Привезли меня в контрразведку. В Смерш. Там солдаты меня поместили на топчане. Принесли какую-то похлёбку. И каждую ночь меня солдат толкал в спину: надо было подняться по очень крутой лестнице на второй этаж. Там – офицер, не помню в каком звании. Короче говоря, я падаю.
– Встать!
Я – падаю. Это – в Смерше.
Они снова:
– Встать!
И так – 10 суток. Я плакала. Мне это иногда снится, и я вся до сих пор мокрая просыпаюсь. На десятые сутки – лежу на полу, потеряла сознание. Там такой ковёр, большая комната по-немецки убрана, стоит стакан с водой. Поднялась, попила водички. Как-то доползла до дивана. В общем, он входит:
– Мы вас проверили. Можете направляться куда хотите.
Я говорю:
– Как же я пойду, куда я пойду?! Дайте мне лошадь или повозку!
– А это уже не наше дело.
Попросила справку о том, что меня проверили, а то меня опять куда-нибудь запрячут. Говорят – никому не говорите, что вам плохо, вы у нас даже поправились. А я плачу…
– Можете идти, там недалеко пропускной пункт, и от них на попутной машине поедете в свой 16-й воздушный полк.
В
