затратили две минуты.
– Но я же обязана делать эти записи? – недоумевала Наумченко.
– Но вы очень многословны: где ранен, бытовые условия части, санитарное состояние района. В медицинской документации надо фиксировать только то, что касается правильной диагностики и лечения. Я бы записал значительно короче, секунд на тридцать.
– Секундная экономия, – не сдавалась Наумченко.
– А если вам придется работать в такой обстановке, где дорог каждый миг? Что тогда? Сколько раненых принял наш госпиталь в первый день?
– Двести.
– Вот и помножьте двести на тридцать секунд. Экономия – час сорок минут. Можно это время использовать на помощь другим раненым?
– Можно.
Муратов взял другую историю болезни.
– Вот и вы, товарищ Грачев…
«Дошла очередь и до меня», – подумал я. Но в это время в репродукторе раздался голос:
– Внимание! Внимание! Говорит штаб местной противовоздушной обороны города. Воздушная тревога! Воздушная тревога!
Сигнал немедленно продублировали по госпиталю.
Истошно завыли местные сирены. Было семь часов тридцать минут вечера. Вот уже несколько дней подряд немцы в это время пунктуально принимались бомбить Ленинград.
– Опять! – схватилась за виски Кувшинова. – Боже мой!
– По местам! Раненых в бомбоубежище! – распорядился Муратов.
Схватив с вешалки противогаз, он выбежал из ординаторской.
На улице забухали зенитки. Донеслись глухие разрывы бомб.
– Первое носилочное звено! – кричал в коридоре политрук Скридулий. – Второе носилочное звено!..
Санитары, медицинские сестры и врачи несли тяжелораненых в бомбоубежище. Едва разместили людей по отсекам, как сильный удар потряс здание. Потух свет.
– Кажется, где-то около нас, – послышался женский голос.
– Да… метров сто, не больше, – прикидывал кто-то в темноте.
Чиркнули спичками. Заработали «жужжалками» – карманными фонариками.
В отсеке появился начальник бомбоубежища Тихомиров с «летучей мышью».
– Куда легла? – спросили одновременно несколько человек.
– Кажется, в мост Строителей…
После отбоя воздушной тревоги Муратов получил приказ: к утру перевести наше отделение из третьего этажа на второй, чтобы ускорить переноску тяжелораненых в бомбоубежище во время налетов.
Переезд закончился на рассвете. Стали располагаться в новой ординаторской из двух смежных комнат: в маленькой – Муратов и я, в большой – Горохова, Наумченко, Кувшинова и Звоницкая.
Пришли Ягунов и Долин.
– Еще одно такое переселение, и руки отвалятся, – заметила Наумченко.
– Ваше отделение, Петр Матвеевич, теперь будет называться восьмым, – сказал Ягунов, как бы не слыша реплики Наумченко. – Развертываем еще
