лицо Павлова бледнеет. Пульс становится неправильным, слабого наполнения. Дыхание частое, поверхностное. Посинели крылья носа, побледнели губы. Зрачки расширены. Пульс уже нитевидный. Исчез!
– Петр Матвеевич! Пульс не прощупывается!
– Снять маску!
Смерть? Нет еще. Коллапс – внезапно возникшая острая сердечно-сосудистая недостаточность. Один шаг до страшной черты.
– Камфору под кожу!
Проходит тридцать секунд, бесконечных секунд. И каждая может стать последней. У нас появилась тревога: возраст – пятьдесят пять лет – союзник плохой!
Сердце! Бейся! Ну! Скорее!
– Пульс?
– Не прощупывается!
– Кофеин внутривенно!
Проходит томительная операционная минута. Что для хирурга минута? Она может решить все!
– Пульс? – снова приглушенно, негромко спросил Муратов.
– Нет…
– Эфедрин под кожу!
Еще тридцать секунд грозного состояния! И вот он – первый вдох! Второй! Третий! Бледное, обескровленное лицо порозовело. Пульс еще слабый, потом лучше, лучше. Сердце бьется равномерно, без перебоев.
Грань между жизнью и смертью миновала! Операция прошла успешно.
Муратов глубоко вздохнул. На лбу – крупные капли пота.
– Ногу мы спасем! – сказал он, снимая перчатки.
Павлову на ногу наложили гипсовую повязку.
Осторожно перекладываем его на каталку и везем в палату вместе с Дарьей Васильевной.
– Ну как, тетя Даша? – спрашивает Вернигора.
– Все обошлось! – сказала санитарка. Сказала так, словно она сама делала эту операцию. – Разве я не говорила?
– Вона как! Что ты предсказывала, мы знаем! – добродушно засмеялся краснофлотец.
– Обидел тебя бог духом кротости! – не осталась в долгу Дарья Васильевна.
Павлова положили на койку. Вскоре он открыл глаза. Дрогнули ноздри. Затрепетали веки. Он как-то еще неуверенно огляделся по сторонам, словно внимательно рассматривая что-то для себя значительное, чего раньше не замечал.
Густые брови вразлет легонько шевельнулись. Потом он бережно провел пальцами по загипсованной ноге. И, не веря, – еще раз. Он ощупывал ногу, как слепой. Цела!
– Не обманули!
– Как самочувствие, Степан Иванович?
Старик поправил одеяло. В уголках губ чуть заметная улыбка.
– Повоюем еще, товарищ доктор!
– Папаня, а ведь с тебя приходится! – радостно воскликнул Вернигора.
– Обязательно!
Вечером в ординаторскую явилась Дарья Васильевна Петрова:
– Папаня осколочек посмотреть хочет.
– Какой папаня? – строго спросил Муратов.
– Известное дело какой – Павлов. Из третьей палаты…
– Запомните, Дарья Васильевна: у нас нет папаней. У раненых есть фамилии. Ясно?
