кто взял деньги, оказался ловчее меня.
Двести пятьдесят долларов. Удар под дых.
Эксл въезжает в наш квартал. За ним, мигнув фарами, следует на своей машине Доминик. Холидей дремлет на тесном заднем сиденье старенького грузовичка брата. Келлен едет с Домиником.
Мы с Экслом всю дорогу молчим. Говорить особенно не о чем. Теперь весь мир считает, что я, разжившись стволом, грабанул дежурный магазинчик. Еще немного, и кто-нибудь, покопавшись в интернете, выяснит, что курок был-таки спущен, но пуля прошла мимо, и только это спасло меня от обвинения в убийстве.
– Тебя изобразили героем, – понизив голос, говорит Эксл. Одну за другой мы проезжаем похожие коробки домов, выкрашенные светом фонарей в желтоватый цвет. На часах десять, и ночь заметно потемнела, когда мы свернули на нашу улицу.
– Вот это люди и запомнят. Как ты помог губернаторской дочке, когда никто другой на выручку ей не пришел. Есть чем гордиться.
Может быть. Но в памяти засело выражение на лице Элль, когда я выступил с признанием. Вот уж она о героях точно не думала. А думала о парне в маске, размахивающем перед кем-то пушкой.
Оглядываюсь на сестру. Так приятно, что она снова в моей жизни. Тепло и уютно. Холидей – девушка с большим сердцем и сильным голосом. Как у ее тезки, Билли Холидей.
– Я возьму ее на руки?
– Ей уже не шесть. – Эксл сворачивает на дорожку. – Сама ходить умеет.
Но на шестнадцать она не выглядит. Гляжу на нее и вспоминаю большие глаза, обнимашки, книжки-раскраски и слезные мольбы разрешить ей накрасить мне ногти розовым лаком.
В программе была девушка, младше Холидей, но тоже с большими глазами. Независимая и агрессивная днем, по ночам она дрожала от страха перед темнотой. Первые ночи вообще не смыкала глаз, так что на следующий день пеший переход становился для нее адом, тем более с рюкзаком, тянувшим на четверть ее собственного веса.
Она все больше отставала, все больше уставала и с каждым новым уровнем спирали становилась все несдержаннее и злее. На пятый день она упала. Испачкала волосы, порвала брюки, сбила до крови коленку, и, когда я увидел, как дрожит ее губа, что-то во мне перевернулось. Я понял, каково ей. Груз проблем с рюкзаком в придачу порой и меня пригибал к земле.
Говорили, что в центре содержания несовершеннолетних девушка никогда не плакала, и вот теперь пять дней в лесу подкосили ее. Я подумал о Холидей и, прежде чем девушка успела сломаться совсем, подошел к ней, взял ее рюкзак и протянул руку – помочь ей подняться. Она встала и пошла рядом, но больше уже не ругалась и не злилась. А потом и многие другие, кто помладше, потянулись за мной, как за Гамельнским крысоловом.
– Ты прав, ходить Холидей может, но я все-таки возьму ее на руки.
– Я сам ее занесу. Почему ты вообще решил всем рассказать? Твое дело под замком. Я только потому и согласился на весь этот цирк, что они пообещали, мол, никто не узнает, какое обвинение тебе предъявили.
Скрипит
