Рейнбот был московским градоначальником и непосредственным шефом Мойсеенко. В столице о его управлении Москвой давно уже ходили нелицеприятные слухи.
Стефанов дал сановникам высказаться, а затем продолжил:
– Наконец тревогу подняла судебная власть. Изволите ли знать, за первую половину девятьсот шестого года следователи завели три сотни дел о кражах на чугунке. Я говорил с прокурором Окружного суда Арнольдом. Тот вызвал меня как хорошо известного ему по предыдущим делам специалиста и сказал… Признаться, я сначала ушам своим не поверил. Арнольд сказал, что ни в одном из этих трехсот дел нет и следа деятельности сыскной полиции!
Столыпин молча стиснул и разжал кулаки.
– Сам-то он, ваш Арнольд, что-нибудь пробовал сделать? – желчно осведомился Трусевич. – Эти судейские всегда норовят сесть на шею полиции и проехаться. А он не такой?
Коллежский секретарь пожал плечами:
– Когда мне понадобилась защита от собственного начальства, только Владимир Федорович мне и помог. Я же теперь в отставке… будто бы по домашним обстоятельствам. На самом деле Рейнбот меня выкинул со службы в двадцать четыре часа.
– Почему? – грозно свел брови Столыпин.
– Слишком старался исполнять свой долг, – с достоинством ответил москвич.
– Я с самого начала просил подробностей.
– Извольте, ваше превосходительство, сейчас будут. В мае этого года начальник сыскной полиции не смог-таки отвертеться от Арнольда. И вынужден был через силу открыть первое дознание по железнодорожным хищениям. Поручил его мне, и я сразу рьяно взялся за дело. Скажу без похвальбы, я сыщик опытный, и преступный мир Москвы меня боится не зря. За несколько месяцев я открыл весь механизм хищений и произвел первые аресты. В частности, попался и некий торговец Зыбин. Он держит лавку москательного товара в Котяшкиной деревне. На самом деле Зыбин – крупный барыга, он организует покражи с товарных станций и далее продает ворованное посредникам. И вот взял я этого негодяя и начал допрос. При этом присутствовал младший помощник делопроизводителя МСП коллежский регистратор Соллогуб…
– Степан Николаевич? – перебил докладчика Лыков.
– Он самый.
– Опытный человек, давно в полиции.
– Опытный, – не без сарказма подтвердил Стефанов. – Вы слушайте, что дальше было. Начал барыга поддаваться, потому как улики я подобрал, взял с поличным и склоняю к признанию. Зыбин говорит вроде нехотя, но все интереснее и интереснее. Фамилии и адреса уже начал сообщать. Сам при этом косится на Соллогуба, а у того глаза бегают, как будто он не в своей тарелке. Что такое? В ум не возьму. Тут вдруг Зыбин мне и заявляет: чего-де вы меня об воровстве спрашиваете, вы спросите у Степана Николаевича, он все тонкости лучше меня знает! Поскольку соучастник.
– Так прямо и бухнул? – не поверил Столыпин. – Про сыскного чиновника, и в его присутствии?
– Слово в слово, ваше превосходительство. Да вы хоть у самого Зыбина спросите.
– Дела… –
