о превосходстве одной из этих форм над другими как более „реалистической“; (5) как следствие этого, мы обязаны выбирать между конкурирующими интерпретативными стратегиями при любой попытке рефлексии над историей-в-целом; (6) как вывод из этого, наилучшие основания для предпочтения одного видения истории другому являются эстетические и моральные, нежели эпистемологические; и, наконец, (7) требование сциентизации истории представляет собой только утверждение о предпочтительности особой модальности исторической концептуализации, основания которой либо моральные, либо эстетические, но эпистемологическое оправдание которой ещё предстоит установить»2.
В этих положениях в концентрированном виде содержится вся постмодернистская критика истории как науки, которая лежит в основе современного способа построения образа прошлого. Из них делается радикальный вывод: «Создается впечатление, что историческое сознание, которым западный человек так гордился с начала XIX века, может быть ничем иным, как теоретическим основанием идеологической позиции, с которой западная цивилизация рассматривает свои отношения не только с предшествующими ей культурами и цивилизациями, но и с современными и соседствующими в пространстве. Короче говоря, историческое сознание можно рассматривать как специфически западный предрассудок, посредством которого задним числом доказывается предполагаемое превосходство современного индустриального общества»3. Увы, это однобокое суждение не имеющее конструктивного содержания, и сводящееся к старому обвинению историзма в идеологизме. Оно не дает ничего нового для понимания феномена истории. Конечно, западный историзм XIX—XX вв. нес в себе мощный идеологический заряд, но он этим никогда не исчерпывался и никогда к нему не сводился.
Постмодернизм подорвал веру в истинность исторического образа, создаваемого наукой, но не смог предложить более убедительного способа создания прошлого, поэтому историческое научное сообщество по-прежнему является основным авторитетом, определяющим наше прошлое.
Эволюция западной истории свидетельствует о том, что история служит цели создания образа прошлого, и при этом она исходит из господствующей в данный момент мировоззренческой парадигмы, которая определяет не только содержание, но и методы создания образа прошлого.
Историзм нашего мышления
Историзм нашего мышления и восприятия мира настолько сильно вошел в наше сознание, что мы уже не представляем себе жизни без прошлого. Б. Кроче считает что: «Мы – продукты прошлого, оно окружает нас со всех сторон. Как можно двигаться к новой жизни без того, чтобы не выйти из прошлого? Как подняться над прошлым, если оно в нас, а мы – в нем? Есть единственный выход, и это – мысль, философия, которая не рвет отношения с прошлым, она поднимается идеально, переплавляет его в познание. Необходимо увидеть прошлое
Уайт X. Метаистория. Екатеринбург, 2002. С.20.
Уайт X. Метаистория. Екатеринбург, 2002. С.23.
