вида грибов. Кажется, где-то в Азии в горах есть лаборатория, но это абсолютно не имеет никакого значения,– прояснила Бэ.
– Что значит, не имеет, – вспылил писатель, – вы меня отравили, отравили. Как этот действует?! Я что, умру или стану таким же безумным?..
Он хотел сказать «как и вы», но почему-то проглотил последние слова.
– Безумным?!– как человек, тронутый важностью услышанного, как заплативший за это весомую цену, возмутился Патош.– А кто определяет степень моего благоразумия?! Может, ты?! А, не тебя ли в университете все называли чудаком?! И это в лицо. А за глаза, знаешь, как они тебя называли за глаза?!
Писатель, конечно, знал. Неоднократно знал, но не придавал значения. Старался быть выше, достойнее этого. И даже теперь иногда, когда у него случалось брали интервью, он вспоминал тех своих обидчиков и представлял себя измотанным, но торжествующим тореадором, всаживающим клинок возмездия в самое сердце посрамленного быка, лишь ловя себя на мысли, что нет ничего достойного в терпении. Хотя его месть, независимо от температуры подачи, вкуса не теряла.
– Я знаю, что в это сложно поверить и проще всего объяснить все сумасшествием, наркотиками, сном, – начала серьезно Бэ.– Но ведь человек так устроен: ему необходима вера, как кислород. В Бога, в судьбу, в силу, деньги, НЛО, в конце концов, пустая вера в завтрашний день. Так почему не поверить нам?
– О, нет, не такая она и пустая. Ведь завтрашний день обязательно наступит, независимо от моего желания. И даже не важно, увижу я его или нет. А как верить вам? Во что верить вам? В бред, в лишенную всякого смысла фантазию?– горячо парировал слова девушки писатель, а затем, чуть успокоившись, задумчиво добавил.– Хотя, может, поверить в сон.
– Ты не спишь, – вмешался Патош и сильно хлопнул ладонью по его лицу.
Действительно, он не спал. Ибо жгучая резкая боль волной прокатилась от мочки уха до переносицы. Прокатилась и сдетонировала. Внутри прогремело: скопившаяся обида, боль, усталость, гнев. В один миг он подпрыгнул к Патошу и, схватив его за одежду, встряхнул, что было силы. Как пыльный мешок или ковер, в надежде вытряхнуть пыль, дурь или зубы.
– Стойте!– отчаянно заорала перепугавшаяся Бэ.
– Успокойся, тише, тише, друг. Я просто доказывал, что ты не спишь,– чуть побледнев и съежившись, пробормотал распыленный Патош.
Писатель отпустил бедолагу, и тот, влекомый силой страха, отпрыгнул на несколько шагов назад.
– Не хватало нам еще драки. Тем более, в такой момент,– шарила Бэ по карманам в поисках сигарет.
– В какой момент?– чуть успокоившись, писатель присел на стул.– Я устал, мне нужно вернуться домой.
Бэ, наконец, отыскала сигарету и спешно закурила. Клубы дыма красиво побежали через ее ноздри, целовали губы и рассеивались в воздухе, словно чарующий аромат, усмиряющий взбунтовавшиеся нервы. Патош мялся на месте. Тоже нервно, куда-то торопливо опаздывая. Затем, словно, получив разряд тока, встрепенулся и подбежал к кушетке, захватив с пола кочергу от камина.
– Пожалуй,
