Сережка встал, вздохнул, неожиданно перекрестился и, сказав «ну, сам Бог велел», решительным шагом направился к расстрельной яме, зиявшей посреди поляны холодным, черным пятном. Там он еще немного постоял на краю и, собравшись с духом, нырнул в могилу, как в темную гладь деревенского пруда.
Что оставалось Пашке? Покойников он не боялся. Не то, что бы совсем. Чего их бояться? Если только чуть-чуть. Но прослыть в глазах приятеля трусом было еще страшнее. Пашка шагнул следом и оказался у могилы как раз в тот момент, когда друг вылез из нее, держа в руке загадочный сверток.
– Ну, вот! Че я говорил? – глаза Сережки горели, как два только что вынутых из костра уголька. – Щас будем реквизировать!
Пашка хотел, было, спросить, что означает это странное слово, но тут неожиданно, совсем рядом хрустнула ветка, и незнакомый, молодой голос спросил:
– А ну-ка, пацаны, покажите, что вы нашли!
Это был один из конвоиров, совсем еще молодой красноармеец, почти мальчишка, которого комиссар, опасавшийся, что родственники могут раскопать могилу и забрать тела казненных, направил охранять место казни. Приятели оцепенели. Красноармеец для пущей острастки снял с плеча винтовку и направил на Сережку.
– Отдай!
– Тикай! – во все горло крикнул Сережка и почему-то бросил сверток другу, а сам стрелой кинулся в другую сторону и нырнул в кусты.
Караульный сделал шаг вперед и ткнул винтовкой в грудь мальчика.
– Я сказал – отдай!
Позже, вспоминая о том, что произошло дальше, Пашка не раз думал, что, возможно, ему следовало поступить иначе – отдать сверток красноармейцу или просто бросить его на землю и убежать. Но вместо этого, неожиданно для самого себя, Пашка сделал шаг назад и, наступив на мягкую, податливую землю, свалился в могилу. Падая, он, что было силы, прижал к груди злополучный сверток, внутри которого что-то щелкнуло и запищало, словно в нем прятался котенок. Сверток загудел, по его поверхности побежали разноцветные огоньки.
Последнее, что увидел Пашка, как караульный тянет руки, пытаясь толи вытащить его из могилы, толи отобрать сверток. После чего лицо красноармейца озарила яркая вспышка, и оно пропало. Караульный исчез! В мгновение ока! Как будто его и не было! Пашка зажмурил глаза и услышал, как откуда-то, из неожиданно окружившей его пустоты, долетели слова:
– Матерь Божия! Это же…
И наступила тишина.
Глава 5. Можжевеловая тропинка
Первое, о чем подумал Пашка, когда, пересилив страх, открыл глаза и увидел над собой ночное небо, что Большая медведица должна быть в другой его части. «Странно!» – подумал он и, стараясь не шевелиться, огляделся. Не поднимая головы. Одними глазами. Караульного не было.
– Сережка! – еле слышно позвал он друга, но никто не откликнулся.
Руки по-прежнему продолжали крепко прижимать к груди сверток, который перестал гудеть и пищать.
