обклеили объявлениями весь город, создали группы в соцсетях, дали заметку о сборе средств в местной газете и поставили в магазинах ящички для пожертвований. Но бедность и безработица в небольшом городке были привычными явлениями, и людям нечего было жертвовать – самим бы перебиться.
Лера чудом устроилась аккомпаниатором во Дворец культуры, где работал дядя Вася. Позже к смешной Лериной зарплате – одиннадцать тысяч восемьсот рублей – добавилось еще более смешное пособие по инвалидности. Но всё равно копилка наполнялась до ужаса медленно. И Лера старалась играть каждый день, потому что только музыка спасала ее, отвлекая от мрачных мыслей. К тому моменту она уже блуждала среди теней, почти не различая предметов – лишь серые пятна колыхались перед глазами, а по бокам была полнейшая темнота. Ей давно пришлось плюнуть на гордость и обзавестись белой тростью, этим ключом слепых, открывающим те дороги, по которым здоровые люди ходят свободно, вряд ли понимая, что это и есть – счастье.
Мысль обратиться к Шерману возникла после того, как мама принесла с работы журнал «Семь дней», где было интервью со скрипачкой Майей Серебрянской. В тот же день по телевизору показывали фильм о Майе, и Лера слушала ее с жадным вниманием. Они отправили письмо в фонд «Музыка милосердия», ждали хоть какого-то ответа… И вдруг – звонок от самого Саввы Аркадьевича! И обещание лично приехать, познакомиться.
Вот тогда дядя Вася и выдал идею с прослушиванием.
– Порази его роялем, племяша, – заявил он. – Твоя игра на раз слезу вышибает. К тому же эта сволочь всё-таки музыкант, должен оценить. И не стесняйся, проси у него мильён: может, после операции еще что потребуется. Да хоть к морю съездить, здоровье восстановить!
– Нет, я так не могу, – покачала головой Лера.
– Да кому нужна твоя честность?! Проси больше. У него этих денег – как опер у Вивальди, – уверенно ответил дядька. – Как говорили у нас во Львове, всем достанется, и коту останется.
И побежал к директору договариваться о том, чтобы в день приезда мецената Лера внеурочно выступила на сцене ДК.
А день тот вышел суматошным, волнительным до предела: с утра несколько последних домашних прогонов «сонаты», потом приготовления к прослушиванию – с непременным мытьем волос и высиживанием у окна, пока длился макияж, который в последние годы делала ей мама. Папа в это время беспокоился, мерил комнату тяжелыми сбивчивыми шагами, и, наверное, горбился под гнетом мыслей. В такт его поступи поскрипывали половицы, тонко звенел хрусталь в застекленной стенке. Мама тоже переживала – Лера чувствовала это по дрожанию ее рук, по урывчатым вздохам. Волноваться было из-за чего: если меценату понравится выступление, он может дать очень многое – или забрать самое дорогое. Мало ли трагических историй молоденьких звёздочек, взятых под крыло такими вот продюсерами? И что такое сейчас Лерин талант: дорога к спасению, или путь в пропасть?
Когда пришло время, родители хотели поехать вместе с ней, но Лера отказалась: слишком тягостно
