и разнообразного[16].
Пригласить в гости подростка, как мне кажется, возможно, лучший и самый быстрый способ проверить окрестности на жизнеспособность. В пригороде такой подросток очень скоро начинает себя вести как животное в клетке: быстро ходит по дому, выглядит грустным и тревожным и уже на второй день настойчиво просит родителей уехать. У подростков нет места, куда они могли бы сбежать, чтобы пообщаться с себе подобными. В окрестностях нет ничего, кроме домов незнакомцев, а на улицах – ни души. Взрослые приспосабливаются более успешно, во многом потому, что им и нужно меньше. Тем не менее в любом возрасте мало кто сделал бы вывод, что в пригородах «жизнь бьет ключом». Дэвид Рисмен, уважаемый патриарх социологии, однажды попытался описать воздействие пригородов на большинство их обитателей. Он писал: «Может показаться, что там царит бесцельность, зудящее, всеобъемлющее неудовольствие»[17]. Кажется, что автор всячески пытается избежать слова «скучный». Подросток быстро вынес бы именно этот вердикт.
Неспособность пригородов решить проблему места в Америке и создать жизнь в сообществе для своих обитателей совершенно не остановила их роста в послевоенное время. Напротив, возникли новые поколения пригородных застроек, где жизни вне дома стало еще меньше. Почему этот провальный проект процветает? Долорес Хейден частично отвечает на этот вопрос, когда говорит о том, что американцы заменили образ идеального города образом идеального дома[18]. Желание купить дом побольше на более крупном участке в еще более безжизненном пригороде – это вопрос не столько присоединения к сообществу, сколько бегства от него. Поощряемые продолжающимся упадком учтивости и комфорта в общественной или общей среде, люди возлагают больше надежд на собственную землю. Они ведут себя так, будто дом может заменить им сообщество, если только он достаточно просторен, в нем достаточно развлечений, достаточно комфорта, если он достаточно роскошен – и при этом удобно изолирован от общей толпы, которую политики еще продолжают называть «наши соотечественники».
Исследователи расходятся во мнениях по поводу причин растущего отчуждения между семьей и городом в американском обществе[19]. Ричард Сеннет, чьи исследования охватывают период жизни нескольких поколений, заявляет, что, как только американская семья достигла уровня среднего класса и смогла каким-то образом защититься от внушающего страх внешнего мира и его неурядиц, она замкнулась в себе и «в Америке, в отличие от Франции или Германии, городской средний класс держался подальше от публичных форм общественной жизни типа кафе и банкетных залов»[20]. Филипп Арьес, который тоже хорошо знаком с историей своей страны, отвечает на это доводом, что современное городское развитие уничтожило отношения, составлявшие некогда сущность города, в результате чего «пространство семьи разбухло, как гипертрофированная биологическая клетка», пытаясь заполнить пустоту
