будут делать по-своему. У тех, кто сидит на государственных деньгах и штампует золотые монеты, свои законы, свои начальники. Другие им не писаны. Это я понял сразу, как только оказался в казначействе. Точнее, рядом с ним. Меня даже не пустили внутрь этого отдельно стоявшего дворца. Стражник внимательно проверил документы на получение денег и вызвал начальника караула. Дородный офицер мельком взглянул на бумаги и лениво процедил:
– Приходите через неделю, запишитесь на прием, сейчас все заняты. – Вернул требования и лениво пошел прочь.
Я, почесывая щеку, задумчиво посмотрел ему вслед. Как быть? Разнести здесь все к чертовой матери или быть более обходительным? Я понимал, что здесь правит золотой телец и все состоящие у него на службе преисполнены осознанием своей значимости. Уходить и жаловаться было бессмысленно, здесь царят устоявшиеся порядки. Я перевел взгляд на стража с алебардой.
– А скажи-ка мне, служивый, сколько нужно дать золота и кому, чтобы попасть вовнутрь?
Страж королевского золотого запаса вытаращился на меня и встопорщил усы. Хотел возмущенно что-то проговорить, но я быстро сунул ему в руку плотно набитый мешочек. Ощутив его вес, он как-то быстро успокоился и моментально убрал кошель под кирасу.
– Золото, серебро? – деловито спросил он.
– Обижаешь. Золото, конечно.
– Значит, так, ваш-бродь, слушайте внимательно. Пятьдесят золотых начальнику караула, и он вас сведет с кем надо. Значится, дальше: тому, с кем он сведет, сто золотых уже. Он отведет вас к дежурному писарю. Тот сам назначит скока. И ежели дадите, то все будет у вас в порядке. Вот есть же понимающие господа. – Он уважительно посмотрел на меня. – А то ходют тут, понимаешь, требуют. Я сейчас позову старшого. А вы уж не подведите меня.
– Ни в коем случае, служба, – улыбнулся я, приободряя стража. – Зови начкара.
Снова вышел тот же старший и повел меня в караулку. Получил сотню золотых и стал инструктировать.
– Я вас, тан, отведу к младшему писарю, ему дадите двести золотых. Он отведет вас к дежурному писарю, тот попросит пять процентов от полученной суммы и все для вас сделает. Вас устроит такой расклад? – Он испытующе посмотрел на меня.
Вот он, капитализм во всей своей красе. У чиновника задача сидеть и не давать, отжимая себе долю. Зато если ты поделишься с ним кровно нажитым, нет такого закона, который он не смог бы обойти. Он, как червь в яблоке, прогрызает ходы в обход твердой сердцевины и жрет, жрет и даже не давится.
– Да вы поймите, – начкар принял мое молчание за сомнение, – обычным путем вы будете ходить сюда трик или больше. Надумаете жаловаться, так начальство найдет тысячу отговорок. То бумаги оформлены не совсем верно, то подпись неразборчива, то нужен еще один экземпляр требования, или же, например, вот у вас печать смазана, уже непорядок. А писарь должен будет поделиться с инспектором, который подпишет выдачу. У вас, тан, он не возьмет, а у своего всенепременно. А инспектор должен отдать часть доли главному инспектору…
– Все я понял, любезный, я согласен, – остановил
