«синтеза процессов Я» и их «особых условий» (Freud, 1938a), т. е. развития Я и идентичности.
Решающий вклад здесь сделан Khan (1968, 1972). Он понимает сексуальную перверсию как «социальное отреагирование инфантильного невроза перверсных больных». Перверсное взаимодействие он описывает как попытку «репарации самости», которая должна быть в перверсном акте восстановлена как «идолизированный внутренний объект».
Вслед за Winnicott (1954, 1960, 1963) он понимает эти попытки репарации не в смысле нейтрализации орально-садистических импульсов (Klein, 1932, 1934, 1940), а видит в этом искалеченное проявление первично конструктивного вклада, с которым ребенок выступает для активного формирования межличностной ситуации диады матери и ребенка. Этот творческий вклад ребенка – концепция Khan очень близка моему представлению о первично заданных функциях Я конструктивной агрессии и креативности – служит «nursing of self and object». Он, однако, получает неадекватный ответ со стороны) генерирующей перверсии матери и первичной группы, игнорируется или активно подавляется.
С ребенком обращаются не как с растущей личностью с собственными инициативами, его не принимают. Генерирующая перверсию мать видит в нем «вещь – творение» (Khan, 1968), которое ею идолизируется и либидинозно загружается. Интенсивная забота о физическом благополучии и чистоте ребенка носит безличный характер. Мать играет с идолизируемой «игрушкой».
Ребенок вынужден, чтобы не потерять жизненно важное эмоциональное внимание матери, отщеплять чувство своего тела от прочих областей Я (см. Greenacre, 1953b, 1959, 1960а). Он учится переносить это расщепление Я, которое делает для него возможным контакт с матерью, и интернализует представление о себе, в котором пассивно приспосабливается к интересам матери.
В эпидальной фазе, как замечает Khan (1968), матери начинают сознавать сексуальный характер своих отношений к ребенку. Они обычно резко отдаляются, подвергая ребенка «травме позднего расставания», которая с особой отчетливостью регистрируется относительно хорошо к этому времени развитым Я ребенка и переживается как угроза заброшенности с архаическим страхом уничтожения. Это ведет к реактивному усилению интернализованного идолизированного восприятия себя, тщательно скрываемого от окружающих. Результатом оказывается расщепление Я и интернализованный запрет идентичности, в котором я вижу центральную проблему реакции сексуальной перверсии.
За фасадом успешной социальной адаптации, связанной с часто блестящим формированием отдельных сфер и функций Я, мы находим архаичный страх идентичности. Сексуально перверсное поведение и проявляющееся в нем расщепление Я служит защитой от этого постоянно присутствующего страха и связанной с ним, ставшей деструктивной, агрессией. Во взаимодействии с каким-либо фетишем или партнером-сообщником перверсный человек пытается одновременно восстановить преэдипальную ситуацию жизни с матерью и экстернализировать связанный с отщеплением идентичности и поздним отделением от матери страх.
Я
