не отвлекла его от более насущных потребностей: внести порядок и значение в каждый момент его жизни. В этом смысле ритуал, танец, песня, рисунок, резьба и более всего дискурсивный язык, должно быть, долго играли решающую роль[37].
Несмотря на сложность и опосредованность наших инстинктов и нашего тела разумом, животное начало в человеке, его «естественность» остались как нерастраченный до конца капитал. Его внутренняя сила, изворотливость, цепкость, неистребимая воля к жизни помогли ему выживать и в более поздние, более цивилизованные времена. Человек в основе своей остался животным, иначе бы он исчез как вид, не смог бы выжить только за счет разума и вырастающей из разума культуры. Эта первобытная сила – и условие спасения, и главное препятствие на пути к тому, чтобы стать искусственным человеком, т. е. осознать в себе совсем другие начала и основания.
Возникает парадокс: все развитие цивилизации – это постоянное стремление вытравить из человека животное, дикое начало, цивилизовать его, а с другой стороны, человек цивилизованный, биологически слабый, полностью утративший агрессивность, является неосуществимой утопией, так как лишен животной основы. Такая святость книжная, как полагает Розанов, от головы, христианство – это культура похорон, она не признает радости телесной, животности, религия должна рождаться из крови.
Кажется, то, что идет от ума, от совести, от воспитания, гораздо слабее, чем биологическая сила, которая вооружает человека, делая его сильным, несгибаемым, решительным. Любая заметная личность в политике, все эти Суллы, Тиберии, Иваны Грозные – люди, не считающиеся с моралью или общественным мнением. Они сами устанавливают правила морали, сами являются законом для других. Их можно ненавидеть, презирать за интеллектуальную ограниченность, за животное упрямство, но нельзя не удивляться их титанической энергии, которая позволяет им идти напролом, вопреки традициям и здравому смыслу, и при этом добиваться успеха. Наоборот, там, где человек вынужден подчиняться господствующей морали, смиряться с обстоятельствами, там он превращается во вполне заурядного человека.
Подобным же образом личность проявляет себя в искусстве, пытаясь опрокинуть существующие стандарты, в религии, бросая вызов устаревшим догмам и пророчествуя о новых путях.
Все дочеловеческое относится к природным основаниям нашего бытия. Природное состояние – это жизнь, опирающаяся на свои инстинкты, это жизнь хищника, это война всех против всех, это опора на собственные физические и психические силы, это то, против чего боролась и борется культура. Но без этого основания невозможно и дальнейшее душевное и духовное развитие.
Конечно, в человеке нет ничего чисто биологического, животного, как нет ничего и чисто духовного. В каждой частице нашего организма есть и физическое, и метафизическое начало. Есть два глаза: один физический, имеющий определенное устройство, и другой – метафизический, который видит.
См.:
