загорелся, а незнакомца того, больше никто не видел.
– Пожар успели потушить, или дом прогорел совсем? – спросил Лешарп.
– Потушили, наверное, – неуверенно ответила она.
– Если бы успели потушить, то внутри должны были остаться тела.
Девушка пожала плечами и ответила:
– Про это в наших, историях не сказано. Ты что мне не веришь?
– Верю, – добродушно ответил Лешарп. – Только эта история ничего не доказывает. Одежду чародея мог надеть кто угодно, это просто дорогая ткань, которую можно купить. Дом мог загореться от чего угодно, и тот странник мог быть к этому не причастен. А если ты говоришь, что не знаешь, нашлись ли потом тела, то этот ночной гость мог сгореть вместе с хозяином.
– Ничего ты мне не веришь, – с обидой в голосе сказала она.
– Я верю в существовании этой истории, и в то, что такое могло быть, просто эта история мало что доказывает. Может, есть другая?
– Есть, – тут же оживилась девушка. – Мне рассказал её мой отец.
– А ему её кто рассказал?
– Никто, он видел всё своими глазами.
– Эта история должна быть интереснее предыдущей, – не шутя заметил чародей.
– Он рассказывал, – начала она, – жил как-то в нашем поселении один старый и очень загадочный человек…
6. История, что рассказывал ей отец
«Загадочным он человеком был, удивительным. Люди имени его не знали, а называли стариком-дровосеком, потому как в лес он часто бегал и с вязанкой возвращался. Вот только никто не верил, что он туда за дровами ходит, потому, как подолгу пропадал.
Уйдет, бывало, на три дня в лес, и не знает никто, где его носит. А он вернется с худой вязаночкой, которой дом то не протопишь, как следует, положит их рядом с лавкой у своей избы, да забудет. У него народ спрашивает, где он был, а он вязанку схватит в руки, потрясет, потрясет, бросит, да уйдет к себе, а про дрова и забудет.
И вряд ли кто-то обратил бы на него внимание, мало ли чудаков живет в Залесице, если бы не одна особенность. Таскалась с ним всюду девчонка-сиротка, трех лет от роду. Он сразу с ней в поселении появился. Откуда он приехал, кем был раньше и кто эта малютка рядом – никто не знал. Старик её дочкой называл, а про мамку её, никому, ничего не рассказывал, и на вопросы, про то, не отвечал.
Эта девчонка всюду с ним: он в лес – и она рядом; на речку идёт – и она тут как тут. Соседи ему предлагали, мол, не мучай дитя, старый, пускай у нас в избушке переждёт, пока ты там по лесу нагуляешься. Но он ни чьих советов не слушал. Старик тот, сам себе на уме был. Дочурку на руки, сумку на плечо и пошел, только его и видели.
И что он делал там, никто тоже разузнать не мог. Было дело, хотели охотники проследить за ним, без злого умысла, а интересу ради, куда дровосек с дочкой ходит. Да только не получалось у них, сколько ни старались. Он как в чащу заходит, так его и след простыл. Словно не ходил тут никто и никогда.
Да и был ли он стариком, вот вопрос? Внешне сухой – да жилистый; борода седая
