я одна. Я ползу по холодному болоту чужой разорённой земли. Корни и ветки цепляются за одежду, царапают грязную кожу рук и лица. Я хочу остановиться и отдохнуть. Я хочу этого больше всего на свете. Но нельзя.
Потому что за мной идёт Волк. Он огромен и глаза его горят нежитью – жёлтым огнём. Он выше леса. Он ищет.
– Тише. Тише. Вон он, Волк-то, близко, – слышу я голос толстой няньки Насти.
– Нянюшка, помоги!
Но нет никого. Я с трудом вынимаю длинную палку из густой землисто-зелёной жижи и снова втыкаю её. И снова. И снова. Но вот она проваливается вся. И я – за ней. Тонкие корни и трава рвутся в замёрзших руках. Больше не за что уцепиться. Но ведь я тогда вырвалась, там, у деревни, у чёрного хоровода обгорелых печек, разве не так? Или всё это было сном, и вот она – явь? Я в последний раз вскидываю взгляд к сумрачному небу, в последний раз судорожно хватаю воздух ртом, шарю руками по склизкой грязи…. И болото смыкается надо мной. А там, в страшной сырой глубине на меня сразу набрасываются полчища насекомых – их тысячи, миллионы, и они разрывают меня на кусочки, они растаскивают моё тело, превращая в такую же грязь.
Меня больше нет.
– Герасим, отвали, скотина.
– Мррр. Мррр. Ммма.
– Нашёл время, блин. Спать.
– Ммма. Ммау.
– Ччёрт. Хорош топтать. Пшёл.
– Мррр. Мррр. Мыррр!
– Достал. Ладно, сейчас.
Я стряхнул кота на пол, прошлёпал на кухню и насыпал корм в тарелку. К старости у Герасима проявилась скверная привычка – есть по ночам. Обычно я насыпал корм с вечера, но сегодня забыл.
– Ну и что теперь? Приглашения ждёшь?
Кот стоял возле кормушки и смотрел на меня. Такое иногда случается с котами – впадают в ступор и забывают, чего, собственно, хотели. Я махнул рукой и поплёлся досыпать.
– Ммау! Ммау!
– Да иди ты.
Зазвонил телефон. Я посмотрел на номер и отключил звук. Ты тоже… туда же.
За окном стояла кромешная ночь. Почему-то такие ночи бывают именно в начале осени – тихие, густые и беспросветно чёрные. Я вспомнил, что неплохо бы попить, вернулся и высосал остатки из носика чайника. На язык налипли песчинки накипи, и я раздражённо плюнул в раковину.
Кот рысью помчался за мной в спальню, куснул меня за пятку, прыгнул на одеяло и затарахтел.
– Уймись, блажной, – сказал я, зевая.
Всё. Ни котов, ни Ань, ни мам… Достали. Я лёг на спину, вытянул ноги и положил руки под голову.
4
Тишина.
Тишина Великая и Первичная.
Она была всегда. И она же была – тьма.
Я находилась прямо посреди неё, в её вечной глубине, я плыла в ней, нет, не плыла, я была неподвижна.
И больше – ничего. Исчез мучительный гул, бессмысленные монотонные звуки, бесчисленные голоса. Как хорошо. Я умерла. Вот и всё.
Вечность. Позабытое ощущение лёгкости
