пару – мать и маленькую девочку, которая, прислонившись к железным прутьям ограды, показывала пальцем на белоснежные хлопья цветущих яблонь. Слов не было слышно, но было понятно, что ей хотелось оторвать одну чистую, благоухающую ароматом весны веточку. Мать упорно тянула ее за руку прочь от ограды. И вдруг…
– Оля, ну куда ты пропала? – раздался в коридоре визгливый голос.
На меня вновь навалилась серая пелена. Голова закружилась, и я стал проваливаться во мглу. Чтобы не упасть, я ухватился за подоконник.
– Боже мой! Оля, Оленька, Олька! Как же я мог забыть? Олька, доченька моя! Наташа! Милая, родная, ненаглядная моя! – мозг лихорадочно заработал, возвращая сознанию, казалось, навсегда утраченные лица.
Подскочила баба Груня.
– Сынок, тебе плохо?
– Да нет, баба Груня, мне хорошо, – я пытался улыбнуться. – Я вспомнил, вспомнил.
Прилив радости, казалось, сейчас перехлынет через край и разнесет меня на миллиарды осколков.
– Да ты присядь! – суетилась нянька, проводив меня в палату. – Присядь, сынок.
Бережно, словно я был из стекла, она опустила меня на кровать.
– Я вспомнил! Баба Груня, я вспомнил! – голос мой дрожал. – Дочка, баба Груня. У меня есть дочка – Олька. И жена – Наташа. Как же я их мог забыть?
– Ну и хорошо! Ну и молодец, – нянька ласково гладила меня словно маленького по голове своей сухонькой рукой. – Вот. Видишь, вспомнил. А ты мне не верил.
Баба Груня заплакала:
– А ты не верил!
Слезы навернулись у меня на глазах. Мне хотелось сейчас, сию минуту рвануть домой к своим ненаглядным, своим родным, своим любимым. Хотелось петь, плясать, раскинуть в стороны руки, прыгнуть и словно птица взлететь и так лететь вверх до самого солнца. Хотелось крикнуть на весь мир, во все горло:
– Я вспомнил! Вспомнил!
Но до этого было еще очень далеко.
***
На следующее утро я проснулся от легкого прикосновения. Кто-то тряс меня за плечо. Я приоткрыл глаза. Надо мной склонился мой лечащий врач, которого в больнице все называли по отчеству – Семеныч. Рядом с ним стояла молоденькая медсестра в халатике, который еле прикрывает ее ноги. Где-то в уголке палаты притаилась баба Груня.
– Ну вы и спите молодой человек, – улыбнулся Семеныч. – Двенадцатый час, а он спит, как младенец.
Я пытаюсь подняться, но врач жестом останавливает меня.
– Ну что? Домой хочется? – и, не дав мне ответить, продолжает. – Знаю, что хочется. Скоро уже. Совсем скоро.
– Когда?
– Ну не сегодня, конечно, – протянул Семеныч. – И не завтра. Но недельки через две-три, я думаю, будет можно. Если, конечно, будешь себя хорошо вести.
– Спасибо, доктор.
– Да мне за что? – врач кивнул в сторону бабы
