А может быть даже – значительней, чем думаю я.
Рощица была невелика – несколько десятков деревьев. Но большинство пальм – крепки, ветвисты. Многослойные, раскидистые вееры крон отгородили закатное небо; под ветвями был пёстрый неплотный сумрак и даже прохлада. Кроме пальм, в местах, доступных солнечным лучам, виднелись кусты шиповника, розовели олеандры: невысокие и нечастые – пальмы не давали им развернуться, они были здесь хозяева. Кое-где по земле стелился мелкий, колючий плющ – ему всё равно было, где расти.
Небольшая ровная поляна; посредине – пятёрка особенно рослых, матёрых деревьев. Они были похожи друг на друга, стояли прямо и гордо, образуя меж собою круг.
В круге, в воздухе, на высоте локтя от земли, висело нечто туманно-блестящее. Лёгкая серебристая дымка над зелёной травой. Сонмы мельчайших неярких светов-пылинок; медленное, тягучее их движенье.
Это слегка напоминало крошечные капельки воды в солнечных лучах. Но солнце не добиралось сюда. Но пылинки были гораздо мельче, живее. И блестели сами собою.
Светлая пелена плавно меняла форму: то собиралась в шар, размером в пару обхватов, то вытягивалась вверх, в призрачное веретено, то превращалась в неровный клочковатый ком.
Сквозь пелену были расплывно видны деревья с другой стороны и одиночные кусты.
Вокруг царила полная тишина: неслышно было голосов птиц, шорохов ветра в ветвях.
– «Серебряный воздух», – почтительно сказал Авдий. – Так мы это назвали. Не спускаем с него глаз ни днём, ни ночью.
Тусклое, болезненно-усталое лицо сенатора преобразилось. Глаза из-под кустистых бровей зажглись острым торжеством, вялые щёки порозовели, дыхание сделалось чаще. Крупные ноздри напряжённо шевелились.
Он подошёл вблизь к удивительному явленью. Запах на поляне был свеж и чуть терпок, как после большой громовержной грозы. Хотя никаких гроз здесь давно не случалось.
– Через это… можно пройти?
– Да. Мы проходили.
– И что?
– Ничего особенного. Никакого препятствия. Малость пощипывает кожу. Дух перехватывает. Голова потом слегка кружится.
– А ну-ка!..
Луций Катон сделал глубокий вздох и шагнул в блестящую пелену.
Его тёмные с проседью, коротко стриженные волосы, плечи в гранатовым легком плаще обсыпались мириадами светлых пылинок; беспорядочное их движение ускорилось. Он задержался там, чуть покачнулся, быстро, но с заметным усилием, вышел с другой стороны.
Авдий, в обход, мимо пальм, поспешил к сенатору, опасаясь, что он потеряет равновесие. Но тот чувствовал себя нормально.
– Словно крошечные колючки тебя задевают, – сказал он. – Не больно, но… Не очень приятно.
– Не очень, – согласился Авдий.
– Сколько это уже здесь?
– Сорок пятый день.
– Да? А восемь дней назад из него возникла «гостья».
– Именно так.
– Кто видел её появленье. Кто может рассказать?
– Да
