злодеев и лютых убийц. Не все конечно, но многие.
Рассуждения эти, по мысли Дмитрия Александровича, носят весьма банальный характер, но все же они имеют право на существование:
Разве зверь со зверем дружит —
Он его спокойно ест
Почему же эти люди
Меж собой должны дружить
А потому что они люди
Бог им это завещал
Ну конечно, коли нету
Бога – так и можно есть
И еще одно рассуждение на эту тему:
Жил на свете изувер
Вешал, жог он и пытал
А как только старым стал
Жжет его теперь позор
А чего позор-то жжет? —
Ведь прожил он не бесцельно
Цель-то ясная видна
Значит тут нужна поправка:
жизнь дается человеку один раз и надо
прожить ее так, чтобы не жег позор за
годы, прожитые с позорной целью
Можно лишь предположить, что чего-то они недополучили, чего-то им было недодадено, или, напротив, они получили слишком много и не смогли справиться со всем богатством и разнообразием даров. Кардинальные добродетели – благоразумие, справедливость, умеренность и мужество – воспринимали за нечто само собой разумеющееся, даже и не предполагали при этом, что существуют их антиподы – глупость, ложь, невоздержанность и трусость. Заблуждались, совершали непростительные поступки, пребывая при этом в полнейшей уверенности в своей правоте.
Когда Миша понимает, что бабушка перестала следить за ним из окна (чувствует это каким-то немыслимым образом, интуиция-интуиция), он встает со скамейки, делает несколько отвлекающих кругов по двору, затем подходит к старой липе, растущей в глубине сада, и извлекает из тайника, устроенного в дупле древнего дерева, нож, подаренный ему конюхом Василием Бажановым, который принимал участие в Бородине и битве при Малоярославце.
Дарил и рассказывал маленькому Михаилу Юрьевичу, как ходил на француза в штыковую, как потом сидел весь забрызганный кровью, едва живой, спал на земле.
Миша смотрит на нож и воображает себе:
Отделкой золотой блистает мой кинжал;
Клинок надежный, без порока;
Булат его хранит таинственный закал
Наследье бранного востока.
Наезднику в горах служил он много лет,
Не зная платы за услугу;
Не по одной груди провел он страшный след
И не одну порвал кольчугу.
Перекладывает нож из руки в руку:
Но скучен нам простой и гордый твой язык,
Нас тешат блестки и обманы;
Как ветхая краса, наш ветхий мир привык
Морщины прятать под румяны…
Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк!
Иль никогда, на голос мщенья,
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,
Покрытый ржавчиной презренья?..
Почему-то
