тебя это касается?
– Да. Еще как.
– Забирай свой щиток.
– Спасибо.
Я ушел. Я пробил ее оборону – основательно, до боли. И теперь у нас есть общая тайна. Может, она и не скажет «да», но и не заложит меня. Она отлично все поняла, и поняла, что я ее раскусил.
Вечером, за ужином, грек разозлился на Кору – она отказалась добавить мне жареной картошки. Ему хотелось, чтобы мне у них понравилось и чтобы я не ушел, как все прочие.
– Дай парню чего-нибудь поесть.
– Еда на плите. Он сам не может взять?
– Да все нормально. Я еще не доел.
Однако Ник уперся. Будь у него хоть капля мозгов, дотумкал бы, что это неспроста – не такая она женщина, чтобы заставлять парня самого еду накладывать. Но он был глуповат и все брюзжал. Мы сидели за кухонным столом – они друг напротив друга, а я в середине. Я на нее и не смотрел. Хотя платье заметил. Такой белый форменный халатик, в каких щеголяют медсестры или продавщицы в кондитерской. С утра он был чистый, а теперь немного измялся и потерял свежесть. Я опять чувствовал ее запах.
– Да ради бога!
Она поднялась, чтобы положить мне картошки. Халатик внизу чуть распахнулся, и мелькнула нога. Кора принесла картошку, но есть я уже не мог.
– Ну вот, он теперь еще и есть не желает!
– Съест, коли захочет.
– Я не хочу. В обед сильно наелся.
Ник вел себя так, словно одержал важную победу, и теперь был готов великодушно простить жену – такой крутой парень.
– Она у меня хорошая. Моя маленькая беленькая птичка. Голубка моя белая…
Ник подмигнул и стал подниматься по лестнице. Мы остались вдвоем и не проронили ни слова. Потом он вернулся с большой бутылью и гитарой. Налил мне, но это оказалось сладкое греческое вино, и от него у меня в животе появилась какая-то тяжесть. Ник запел. У него был тенор – не слабенький тенорок, как те, что поют по радио, а сильный, и верхние ноты выходили слегка рыдающие, как на пластинках Карузо. Впрочем, я уже не мог слушать. Мне сделалось совсем худо.
Грек увидал, какое у меня лицо, и потащил на улицу.
– На воздухе станет лучше.
– Да я нормально…
– Сядь. Посиди спокойно.
– Идите домой. Я просто переел за обедом.
Он ушел, а меня вырвало. И черта с два виноват был обед, или картошка, или греческое пойло. Просто я так сильно хотел эту женщину, что желудок у меня ничего не принимал.
На следующее утро мы обнаружили вывеску на земле. В полночь поднялся ветер, а к утру началась буря – ну и сорвала ее.
– Ужас! Ты только погляди!
– Ветер был очень сильный. Я всю ночь не спал.
– Ветер-то ладно. Смотри на вывеску.
– Отвалилась.
Я пошел ее ремонтировать, а Ник то и дело выходил поглазеть.
– Откуда она у вас такая?
– Была здесь, когда я купил мотель. А что?
– Да
