святой Агнесы в Болонской галерее, явно не способен создать что бы то ни было хорошее, великое или верное ни в какой области, ни в каком роде[24].
Впрочем, хотя в течение этого периода сфера действия школ постоянно суживается, тем не менее миру был преподнесен один дар художником Клодом; мы недостаточно отблагодарили его за это, благодаря, быть может, тому, что слишком часто наслаждались этим даром.
§ 14. Клод, Сальватор и Пуссен
Он воспроизвел солнце в небесах, он, по моему мнению, первый попытался создать нечто вроде реализации солнечного света в туманном воздухе. Он представил первый пример изучения природы ради нее самой, и, имея в виду печальные условия его воспитания, недостаточную высоту его ума, едва ли можно было ожидать от него чего-нибудь бóльшего. Его ложный вкус, натянутая композиция и невежественная передача деталей принесли, может быть, искусству больше ущерба, чем его дар – пользы. Он обладал странным складом ума; я не знаю ни одного подобного примера: человек постоянно рисует с натуры, желая быть правдивым, и ему не удается настолько овладеть искусством, чтобы сделать правильно хотя бы ветку дерева. Сальватор, наделенный от природы меньшими способностями ума, чем Клод, совершенно изменил своему назначению и, по моему мнению, ничего не принес нам в дар. Все его творчество имеет целью только выставить напоказ его ловкость; он ничего не любит; он выбирает различные черты в пейзаже не по любви к возвышенному, a вследствие чисто животной неугомонности и лютости, а также силы воображения, от которой он не мог вполне отрешиться. Все, что он сделал, было сделано другими лучше его; любое из своих творений он мог бы не создавать и поступил бы лучше. В природе он не отличает искажения от энергии, дикого от возвышенного, в человеке – нищеты от святости, злоумышления от героизма.
Пейзаж Никола Пуссена свидетельствует о большом таланте. Его композиция и отделка зиждутся на правильных основах (ср. предисловие ко второму изданию), но я не знаю ничего в его произведениях, что обнаруживало бы какое-нибудь новое или своеобразное превосходство. Это – грандиозное сочетание тех качеств, из которых каждое можно найти в большей степени у других художников. В законченности он уступает Леонардо, в изобретательности – Джиорджоне, в правдивости – Тициану, в грации – Рафаэлю. В пейзажах Гаспара есть серьезное настроение; они часто обладают ценным и торжественным колоритом, но, не имея других достоинств, они страдают манерностью, сильно понижающей их качество, a восхищение ими, по моему мнению, произвело много зла среди новых школ.
Развитие пейзажа к северу от Альп представляет, в общем, те же стадии с изменениями, зависевшими частью от меньшей интенсивности чувства, частью от того, что в распоряжении художников находился менее богатый материал.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив
Это не необдуманность суждения, разносящего и торопливого, каким оно может показаться. Из слабости или ошибок художника, хотя бы и многочисленных, мы не имеем права делать заключение об его полной неспособности; может наступить время, когда он неожиданно вырастет в крупную силу, или когда его усилия увенчаются успехом. Но существуют картины, к которым применимо не слово «ошибка», а слово «преступление»; существуют вещи, которых нельзя сделать или сказать без того, чтобы не запечатлеть навсегда свой характер и способности. Ангел, держащий крест и уткнувший палец в глаз, орущие дети с раскрасневшимися лицами вокруг тернового венца, голова Христа на полотне, выполненная богохульно (я говорю обдуманно и смело), и способ изображения мук (я не хотел прибегать к тем выражениям, которые одни могут охарактеризовать его), все это служит, совершенным, достаточным и неопровержимым доказательством того, что все, что кажется хорошим в каком бы то ни было произведении подобного художника, должно быть обманчиво, и мы можем быть уверены, что наш вкус испорчен и неправилен, если мы чувствуем расположение восхищаться этим художником. Я готов отстаивать этот приговор, как ни далек кажется он от милосердия. Человек может быть вовлечен в тяжелый грех, и его можно простить. Но есть грехи такого рода, в которые могут вовлечься только люди известного разряда, и их нельзя прощать. Следует, впрочем, прибавить, что художественные достоинства этих картин вполне достойны тех идей, которые они выражают. Я не могу припомнить ни одного примера столь грубого колорита и исполнения, до такой степени лишенного чувства.
