стекла. Я лежал в постели, свернувшись дрожащим клубком, не в силах заснуть, не в силах переключиться на что-то другое, не в силах перестать вспоминать. Снова. И снова. И снова.
И тут ко мне в окно тихонько постучали. Так тихонько, что я даже не услышал этого звука, пока он не затих. А потом я услышал, как у меня за спиной открылось окно.
– Квоут! – тихонько окликнула Аури.
Я стиснул зубы, сдерживая рыдания, и застыл, надеясь, что она подумает, будто я сплю, и уйдет прочь.
– Квоут! – повторила она. – Я тебе принесла…
На миг она умолкла, а потом воскликнула:
– Ой!
Я услышал шорох у себя за спиной. В лунном свете я видел на стене ее маленькую тень: Аури забралась в окно. Я почувствовал, как качнулась кровать, когда она влезла на нее.
Маленькая прохладная ручка коснулась моей щеки.
– Все хорошо, – шепнула она. – Иди сюда!
Я тихонько заплакал, и она мало-помалу развернула меня так, что моя голова оказалась у нее на коленях. Она что-то бормотала, убирая волосы у меня со лба. Ее руки казались прохладными на моем разгоряченном лице.
– Я все понимаю, – грустно сказала она. – Иногда бывает тяжело, да?
Она ласково гладила меня по голове, и от этого я рыдал все сильнее. Я просто не помнил, когда в последний раз кто-то прикасался ко мне с любовью.
– Я все понимаю, – говорила она. – На сердце у тебя камень, и временами он так тяжел, что тут уж ничего не поделаешь. Но тебе не обязательно справляться с этим в одиночку. Лучше бы ты ко мне пришел. Я же все понимаю.
Я судорожно дернулся и внезапно снова ощутил во рту привкус коринки.
– Мне так ее не хватает! – сказал я прежде, чем сообразил, что говорю. Потом я заставил себя заткнуться, пока не наговорил еще чего-нибудь. Я стиснул зубы и яростно замотал головой, как лошадь, норовящая вырвать поводья.
– Ты можешь говорить все, что хочешь, – мягко сказала Аури.
Я снова содрогнулся, ощутил вкус коринки, и внезапно слова хлынули из меня потоком.
– Она рассказывала, что я запел прежде, чем научился говорить. Она рассказывала, когда я был младенцем, у нее была привычка мурлыкать что-нибудь себе под нос, держа меня на руках. Не песни, нет. Просто нисходящую терцию, успокаивающие звуки. И вот в один прекрасный день она гуляла со мной вокруг лагеря и услышала, как я повторяю за ней. На две октавы выше. Пронзительная такая терция. Она говорила, это была моя первая песня. И мы пели ее друг другу. Годами…
Я осекся и стиснул зубы.
– Говори, говори, – шепнула Аури. – Можно говорить.
– Я никогда больше ее не увижу!
Я осекся и разрыдался, уже всерьез.
– Все хорошо, все хорошо, – шептала Аури. – Я здесь, я с тобой. Все в порядке.
Глава 8
Вопросы
Следующие несколько дней нельзя
