которого осуществляется отказ, но что могло бы им помешать заключить соответствующее соглашение – соглашение об отказе от наследства, причем чисто коммерческой направленности? Так, мол, и так. Одна сторона, наследник такой-то, настоящим отказывается (или обязуется отказаться) от наследства в пользу другой стороны, наследника такого-то, а другая сторона уплачивает (а то и обязуется уплатить) за это определенную денежную сумму (передать вещь, выполнить работу, оказать услугу и т. д.). Чему такое соглашение противоречит? Какую угрозу для безопасности российского государства и общества оно представляет? Ясное дело – и не противоречит, и не представляет. Но попробуйте вытащить такое соглашение в суд – столько нового там узнаете!
Такая же – незавидная – судьба ожидает и соглашения, к примеру, о продаже будущего наследства, а также об уступке наследственного права – права принятия уже открывшегося наследства (до революции такие соглашения у нас назывались «улиточные записи»). Последние не спасет, кстати сказать, даже соображение о том, что право на принятие наследства, в принципе, уже сейчас может менять своего обладателя, переходя в случае его смерти к его наследникам по закону или завещанию в порядке так называемой наследственной трансмиссии: проблему увидят в том, что наследственная трансмиссия предусмотрена законом (ст. 1156 ГК РФ), а договор уступки наследственного права нет[204]. Далее, возможно ли по соглашению отказаться от права принятия наследства? От права на обязательную долю в наследстве? От преимущественного права наследования? Можно ли установить договором особый срок осуществления наследственного права? Допустим ли договор об оказании услуг душеприказчика – исполнителя завещания? Договор, обязывающий наследодателя завещать (или, наоборот, не завещать) известное имущество определенным лицам и (или) на определенных условиях? Договор, изменяющий круг наследников или устанавливающий особые условия действительности завещания? Наконец, возможно ли заключить такой договор, который в случае смерти одной из его сторон (наследодателя) сам станет самостоятельным основанием для наследования – так называемый наследственный договор[205] – или для иного, сингулярного посмертного правопреемства?[206] Не нужно быть даже отдаленно знакомым с нашей судебной практикой – достаточно иметь самое приблизительное представление о содержании «наследственных» норм нашего ГК, чтобы дать на все эти вопросы безусловный и категорический отрицательный ответ.
Чуть лучше (хотя в целом – столь же безрадостно) обстоит дело с договорами, направленными на распоряжение процессуальными правами. К числу тех, о возможности заключения которых прямо сказал закон (и которые в силу этого обстоятельства обычно ни у кого не вызывают подозрений), относятся соглашения об обязательности соблюдения претензионного порядка урегулирования частноправовых споров (ч. 5 ст. 4 и др. АПК РФ, п. 1 ч. 1 ст. 135 и др. ГПК РФ), о
К тому же право приобретения наследственного имущества может входить в содержание права на обязательную долю в наследстве (ст. 1149 ГК РФ) или преимущественного права на некоторые категории вещей (ст. 1168, 1169, 1178, 1179 ГК РФ) – прав, которые, согласно господствующему мнению, являются строго личными, т. е. вообще не могут поменять своего обладателя и, следовательно, не могут быть уступлены.
Попытку внесения в ГК РФ ст. 11851–11857, посвященных наследственному договору, представляет собой проект ФЗ № 295719-6 «О внесении изменений в раздел V части третьей ГК РФ», внесенный депутатами Государственной Думы ФС РФ О.В. Савченко и Р.С. Ильясовым аж 13 июня 2013 г., но пока не добравшийся даже до первого чтения (см. выписку из протокола заседания Совета ГД ФС РФ от 13 октября 2014 г. № 196). Текст законопроекта и названной выписки см. в СПС «КонсультантПлюс».
О такой возможности ныне прямо упоминается в трех нормах: абзаце втором п. 2 ст. 596, абзаце первом п. 2 ст. 934 и абзаце втором п. 1 ст. 1024 ГК РФ. Из перечисленных наиболее известна вторая: она исключает возможность перехода к наследникам застрахованного лица требования
