нет приятных черт».
На это мы отвечаем: «Должно быть, невероятно больно ощущать, что вы почти не способны любить и быть любимым».
«Да, это ужасное чувство, когда ты не можешь хоть немного любить кого‑нибудь и даже самого себя».
«Вероятно, нечто подобное чувствуют миллионы людей во всём мире».
«Как же им не повезло. Нет ничего хуже, чем переживать такое. Эти люди очень одиноки, очень отдалены от мира».
«Тогда было бы замечательно помочь им».
«Безусловно! Это невыносимо! Хотелось бы, чтобы кто‑нибудь помог этим людям».
Этих людей переполняет огромное сострадание к человеческой участи. Они с большой любовью говорят о своём состоянии, когда замечают его у других, и через это обнаруживается их забота об обделённых любовью аспектах – забота, которая прежде скрывалась под маской бесконечного пугливого самоотрицания. Теперь эти люди понимают, что кому‑то плохо, и оказывается, что речь идёт о них самих. Тогда они с заботой и добротой начинают относиться к тем своим проявлениям, которые жаждут целостности. Будда говорил: «Ты можешь обойти весь мир, но не найдёшь существа, более достойного любви, чем ты сам».
Именно так следует выполнять эту медитацию. Нужно сфокусировать силу любви и направить её на себя – на существо, глубоко обделённое любовью и по‑настоящему заслуживающее её. Затем можно направлять эту энергию любви, это пожелание благополучия другим, вовне – на всех чувствующих существ во вселенной.
Когда я только начинал заниматься этой практикой, если меня беспокоили расхождения с каким‑нибудь человеком, я начинал не столько посылать ему любящую доброту, сколько насылать её на него. Я полагал, что я смогу «успокоить» этого человека, думая, «как замечательно я медитирую». Однако я испытывал гнев. В действительности это мне нужно было разобраться со своим собственным страданием. Я сам был человеком, нуждавшимся в любящей доброте. И со временем я понял, что, прежде чем я смогу открыться другому человеку, я сначала должен наполнить любовью самого себя. Насылать любящую доброту на того, кто меня раздражал, значило пускаться в старинный путь поиска превосходства, который лишь усиливал разделённость. Я никак не помогал этому человеку. У моих действий был горький привкус духовного стремления превзойти другого – использовать любовь и духовность, чтобы подавить другого и увидеть, что он ниже меня. Это доминирование и игра. Но когда в моём сердце появилось место для меня самого, я постепенно нашёл в себе силы взаимодействовать с гневом и разочарованием, не чувствуя угрозы со стороны этих чувств. И когда я принимал их по‑настоящему, мне временами удавалось прикоснуться к ним с любящим вниманием, способным растворить липкость болезненного представления о себе, удерживающую наше страдание. И, возможно, другой человек также начинал чувствовать себя несколько свободнее, чтобы отпустить свой
